Алексей Макеев - Поминки по ноябрю

Гуров резко вывернул руль, пропуская обгоняющий его все тот же «Форд».

– Проснулся, что ли, клоун? – проворчал он и, замедлив движение, свернул вправо. Он ехал на Пречистенку к вдове Николаева.

Дорога предстояла не дальняя. Самое тяжелое и почти бесполезное в работе сыщика – это разговор с вдовой, лишившейся мужа только накануне. Гуров поморщился, представляя крики, нервные срывы и слова, какими обычно бросаются эти дамы. «В вас нет ничего святого, я потеряла мужа, а вы… а они… а я…»

– Святого в нас мало, это точно, – пробормотал Гуров, перестраиваясь в крайний ряд, потому что вскоре предстоял еще один поворот. – Святые в нашем деле результатов бы не дали. У них методы другие.

Вдовы обычно начинают спокойно рассуждать спустя неделю или даже две после смерти мужа, однако при некотором везении, даже если вдова сейчас совершенно не будет склонна разговаривать, хоть что-то выловить удастся. Даже сама атмосфера, в какой жил убитый Сергей Николаев, может намекнуть на то, где лежит ключик, подходящий к этому сундучку с загадками.

Гуров прекрасно понимал, что заказное убийство скорее всего связано с бизнесом Николаева, но вдова могла бы стать ценным источником информации. Одно слово, оговорка, легкое воспоминание – это та самая арифметика, пользуясь которой оперативный работник выводит потом заключительную формулу расследования. А в результате он приходит почти всегда к одному из трех значений: деньги, месть и…

Красный «Опель», вывернувший из двора, нагло взревев мотором, подрезал «Пежо» Гурова, и сыщик, выругавшись одними губами, прижался к правой стороне, равнодушно посмотрел на блестящую задницу «Опеля», в котором наверняка сидел какой-то хлыщ, и напомнил себе:

– Так, что там еще?.. Деньги, месть и… и большие деньги. Ошибок почти не бывает.

Нужный Гурову дом стоял на самой набережной, новомодным фасадом под декоративную старину выходя на лед Москвы-реки.

Поставив машину рядом с углом дома, где стоянка была разрешена, Лев Иванович недовольно поморщился на дубовые двери подъездов со скрытым под дубом металлом и с кодовыми замками около блестящих ручек.

Он не догадался прояснить этот момент у Крячко и сейчас подосадовал на мелочное препятствие, на которое, наверное, придется потратить время. Да и Стас хорош, мог бы напомнить про код замка, наверняка же в деле об этом упоминалось.

Гуров вышел из машины и, прикинув нужный подъезд, направился к нему. Он не сомневался, что все равно туда попадет, правда, пока не знал, как именно, но способов было много.

Самым неостроумным способом было бы нажать кнопку домофона, представиться вдове Николаева, кажется, ее зовут Ольгой, и тогда дверь откроется по сигналу из квартиры.

Но так терялся приятный фактор внезапности. Особых надежд на него в данном случае возлагать не следовало, но Гурову нравилось приходить без предупреждения, когда выпадала такая возможность, и он не собирался отказываться от своих привычек.

Подъезд, однако, мертвым был недолго. Вскоре дверь неуверенно приотворилась, придерживаемая слабой рукой, и из него вышла молодая женщина с ребенком. Мальчик был толстым от кучи одежек. Неуклюже переваливаясь, карапуз солидно шествовал, не обращая внимания на мать, придерживающую открытую дверь вытянутой рукой.

Гуров подошел и потянул дверь на себя. Он пропустил мамашу с ребенком и шагнул в подъезд и тут же напоролся на строгий взгляд старушки-консьержки, сидящей в мягком полукресле за столом в холле подъезда.

– А вы, простите, к кому… – старушка бегло осмотрела Гурова с головы до ног и, немного смягчив интонации, закончила: – Мужчина?

Она отложила журнал, с которым интеллектуально отдыхала, отгадывая кроссворды.

– Вы кого-то ищете? – продолжила допрос старушка, и Гуров улыбнулся:

– Вот именно.

Он показал свое удостоверение в красной корочке и не успел ничего больше сказать, как старушка важно покивала головой.

– Все понятно, – сказала она, намекая на положенную в таких случаях информированность, и потянулась к домофону, висящему справа от нее на стене.

– Не нужно этого делать, – тихо сказал ей Гуров. Он остановился напротив стола и шутливо-серьезно погрозил старушке пальцем.

– Что вы сказали? – Голос старушки из важного контральто тут же перешел на осторожный шепот, словно она чем-то неожиданно поперхнулась.

Глаза ее забегали, она забарабанила легонько пальцами по столу. Создалось впечатление, что старушка вспомнила приснопамятные времена ГПУ, НКВД, МГБ и иже с ними и теперь сразу не находила верного тона и поведения.

– Я сказал, что не нужно никого предупреждать. Вы меня поняли? – Гуров, еле сдерживая веселье, посмотрел прямо в глаза доблестной охраннице, и она медленно, словно склоняясь под властью гипнотизера, произнесла:

– Так точно. Так точно, все поняла. Я и сама так же подумала.

Гуров отвернулся, дошел до лифта и вызвал его. Он не оглядывался на старушку-консьержку, но слышал, как она вновь зашуршала журналом, и был уверен, что бабка ни в коем разе звонить не будет. Старые кадры не подводят.

Квартира Николаевых располагалась на седьмом этаже, справа. Около квартирной двери на Гурова взглянул черный холодный глаз видеокамеры.

Сыщик посмотрел на него и хмыкнул. Получалась любопытная картина. Николаев если и не опасался всерьез покушений на себя, то возможность такого неприятного сюрприза явно не исключал. И на бдительную ветераншу ГПУ не очень-то рассчитывал, оснащая свое жилье дополнительными способами оповещения.

Гуров прислушался к звукам, доносившимся из-за двери квартиры Николаевых. Слышалась приглушенная музыка. Причем это было что-то легкое, если не сказать веселенькое. Гуров не был ханжой, но когда вдовий срок не перевалил еще за сутки, а из квартиры доносится радостный голос Киркорова, это значит, что не все в порядке в Датском королевстве, как говорил со сцены один знакомый артист одной его знакомой артистке.

Это могло свидетельствовать о том, что вдова не в печали, или вовсе не говорить ни о чем. Ведь вполне возможно, что вдовы нет дома, а музыку слушает домработница. И сейчас на этот маленький вопросец ответ должен быть найден.

Гуров нажал кнопку звонка.

Музыка на какое-то мгновение стала громче. Значит, где-то открыли дверь и идут сюда, отметил Гуров, сам не зная, для чего ему это может пригодиться. Просто срабатывала многолетняя привычка все запоминать и укладывать в особую папочку, как бы расположенную в памяти.

Легкие шаги приблизились к двери с той стороны и замерли. Гурова начали рассматривать через видеоглаз.

Сыщик сперва посмотрел в видеоглаз прямо, потом дал оценить свой профиль. Затылок показывать не пришлось. Дверь открылась, выглянула молодая женщина, одетая в зеленый шелковый халат. Женщина была без косметики, плохо причесана.