Кнут Фалдбаккен - Ночной мороз

А следующей мыслью, не озвученной, была такая: «Интересно, что он сделал, чтобы убить ее саму? И сколько времени ему на это понадобилось? И зачем?!»

— Ты был там! — Она наконец нарушила тишину, и в ее голосе звучала смесь возмущения и удивления. — Ты там был и вынюхивал !!

— Я должен был, Анита. — Он пристально смотрел на нее, словно хотел загипнотизировать и заставить понять. Ему хотелось, чтобы она поняла всю серьезность, всю силу, которая заставила его. Но притронуться к ней он побоялся из страха, что его оттолкнут. — Мне не хотелось, поверь мне, но я должен был ! — Он заметил, что она собирается возразить, и поэтому продолжил: — Я проезжал мимо, это получилось… почти случайно. Я не сделал ничего плохого. Я только зашел в подвал. Я и прикасался-то лишь к паре досок — это панели от пианино, на которых написано название. Анита, я когда-то сидел за этим инструментом. Лидия Хаммерсенг предлагала мне брать уроки, она сказала, что у меня хороший слух и отличные данные… — Рассказывая, он вспомнил дыхание другого, прекрасного мира, в котором родители вежливо разговаривают с детьми и вместе музицируют в светлых, со вкусом обставленных комнатах. Мира, в котором таким, как он, делать нечего. Мира, который сейчас, спустя много лет, оказался иллюзией, искусно построенной декорацией. Он только не понимал пока, к какой именно пьесе.

— Ну, ты даешь, Юнфинн. — Ее раздражение исчезло, и теперь она казалась потерянной, даже усталой. Должно быть, он, несмотря ни на что, все же достучался до нее. — Никогда бы не подумала, что ты способен на такое.

Он не понял, говорит ли она об игре на пианино или о его проникновении на место преступления, или обо всех его недомолвках. Вообще-то это не имело никакого значения.

— Я и сам не ожидал этого, Анита, — ответил он, — я и сам не ожидал… — Вымотанные, они все еще стояли возле разделочной стойки, словно у них не хватало сил дойти до стола и сесть. — Может, поедим немного салата? — Он отчаянно попытался вернуться к их нормальному состоянию, обрести безопасность в обыденном. Она было подняла миску с салатом, но тут же поставила ее обратно на стойку, будто боялась уронить ее.

— Поедим, пожалуй, — ответила она, не глядя на него. Она смотрела на куриный салат так, словно ни за что не съела бы сейчас ни крошки.

— Я не понимаю, как это касается тебя, — внезапно выдала она, когда, раздевшись, они легли в постель.

За целый вечер они ни словом более не упомянули дело Хаммерсенгов. Открыв первую за неделю бутылку вина, посмотрели кино («Подозреваемые» — она сама выбрала. В плане фильмов ее вкус был определяющим). А он все ждал. Тема его поездки к дому Хаммерсенгов не была исчерпана, они лишь сделали перерыв на несколько часов, на красное вино и детектив. В ее словах был скрытый вопрос. Здесь, в спальне, ее голос звучал мягче. Когда она повернулась к нему под одеялом, тело ее, одетое в просторную футболку (одна из его футболок, она всегда надевала их на ночь), казалось зовущим. Но на ее лице вновь отразилась прежняя неприязнь.

— Не преувеличивай.

— Я просто пытаюсь понять, что же было на самом деле.

— Быть приятелями… друзьями… — начал он, — нелегко. С этим связано очень многое…

— Что, например?

Он замолчал.

— Анита… это нелегко!

— Так объясни же, Юнфинн!

— Ну… в школе Клаусу сложно пришлось.

— Ты хочешь сказать — ему было одиноко?

— Как я уже сказал, он был очень странным.

— Его травили?

— В то время это не называли травлей.

— И ты к этому тоже руку приложил?

Он отметил, что начинает бояться ее способности попадать сразу в яблочко.

— Во всяком случае, я ничего не сделал, чтобы облегчить ему жизнь.

— И дальше что? — Ее испытующий взгляд не отрывался от его лица. Он с трудом выдерживал его.

— Однажды во время школьного похода ему разорвали спальный мешок. Папаша Георг сообщил об этом ректору. Раздули целый скандал. Нескольким из нас пришлось давать нелицеприятные объяснения…

— «Подозреваемые»? — Несмотря на шутливый вопрос, голос ее оставался серьезным.

— Можно и так сказать. Мне тогда было стыдно. А сейчас я стыжусь еще сильнее.

Помолчав немного, она сказала:

— Поосторожнее, Юнфинн, не ищи в этом расследовании самоуспокоения.

— Тебе хорошо говорить. — Обида у него не очень получилась.

— Мы пытаемся выяснить, связаны ли загадки и тайны семейства Хаммерсенг с их смертью. И если даже ты принимал участие в школьной травле их сына, это не особенно важно.

— Ну… да…

— Я действительно так считаю.

— Ты сейчас похожа на Моене, — ответил он со сдавленным смешком, за которым не смог скрыть своего облегчения.

На этом они успокоились и больше ничего не обсуждали. Ему хотелось прижаться к ней и обнять ее, но он боялся, что этот последний разговор только увеличил отчуждение между ними. Если только и это не было плодом его собственной фантазии.

Когда Валманн на следующий день позвонил Кронбергу, у того все еще не было никаких новостей о Ханне Хаммерсенг. Поиск по данным датской базы неопознанных тел ни к чему не привел.

— Но я не сдаюсь, — почти весело заявил Кронберг, — в нашем мире нелегко бесследно исчезнуть. У меня появилась одна идея, но на это уйдет уйма времени. Позвони-ка мне завтра.

— Знаешь, еще одна деталь, — Валманн считал, что должен помочь хоть чем-то, — относительно Клауса Хаммерсенга. Один наш бывший одноклассник выяснил, что Клаус работал в Венесуэле, и нефтяном секторе. Он геолог. Или был геологом. По с тех пор прошло почти двадцать лет.

— Мне сначала надо разобраться с Ханне, а потом я займусь Клаусом. — Кронберг говорил об этих двух пропавших так, будто они уже стали его добрыми друзьями. — Все равно спасибо за информацию. Любая помощь сгодится.

— Ладно.

— Слушай-ка, а ведь этим делом не ты занимаешься?!

— Нет… Вообще-то не я…

Вроде бы, Кронберг не придавал особого значения своему вопросу, но Валманн вновь почувствовал себя на крючке.

— Но ты же вроде бы знаком был с этой семьей?

— Да. Много лет назад.

Те же самые грабли: он не мог самостоятельно расследовать дело Хаммерсенгов, однако из-за того, что он был знаком с ними, его постоянно мучили вопросами об этой семье. Ему не разрешали принимать участия в расследовании, чего ему так хотелось. Его втягивали в это дело, но не он отвечал за последствия. Тут в дверь просунулась голова Акселя Фейринга, и разговор прервался.

— У тебя есть минутка?

— Конечно.

Попрощавшись с Кронбергом, Валманн чуть резковато положил трубку. У них было не принято вот так врываться в кабинет старшего инспектора полиции и отрывать того от телефонного разговора. Даже если и сам инспектор был не прочь этот разговор побыстрей свернуть.