Кнут Фалдбаккен - Ночной мороз

— Он мне звонил и сказал, что придет. Он был за границей — читал там лекции, поэтому увидел приглашение, только когда вернулся домой.

— Вот как?..

Машины медленно двинулись в сторону улицы Стангевеген. Ему не нравилось разговаривать по мобильнику за рулем, вообще-то это было запрещено, хотя запрещение и не распространялось на полицейских в их рабочее время. И еще ему не хотелось выслушивать мнение Ханса Людера о бывших одноклассниках, и в особенности о Клаусе Хаммерсенге.

— Мы поболтали про старые деньки, я упомянул, что мы никак не найдем Клауса Хаммерсенга, и мне пришлось рассказать о трагедии, которая произошла с его родителями.

Валманн живо представил, как Ханс Людер, рассказывая, преувеличил все до невозможности.

— И тогда Конрад вспомнил кое-что, что случилось с ним в университете и что, возможно, объясняет ситуацию.

— Вот как.

— Ага… — Рассказ Ханса Людера лился на него несмолкаемым потоком. — Так вот, слушай… — Он разговаривал так, словно они сидели, уютно и беззаботно устроившись в глубоких креслах, и у каждого из них был в руках стакан с выпивкой. Ему было наплевать, что собеседник может быть занят чем-то более полезным, чем его болтовня. — Однажды Конрад сидел в университетской библиотеке, в читальном зале, и тут пришел Клаус. Они перекинулись парой слов. Клаус разыскивал старые партитуры, это, знаешь, такие ноты…

— Я знаю, что такое партитуры…

— И тут вдруг врывается папаша Хаммерсенг — прямо в читальный зал университетской библиотеки — и поднимает страшный шум, хватает Клауса за руки и пытается тащить за собой, а еще орет, что Клаусу неплохо бы уважать семейные традиции и что он не желает, чтобы его сын стал каким-то поганым музыкантом, и так далее.

— О, Господи…

— И я то же самое сказал. Вот мы и узнали, почему Клаус бросил музыку.

— Мы даже, видимо, знаем теперь, почему он уехал на край земли, как только закончил геологический.

— Да уж. Вот черт!

Сам того не желая, Валманн втянулся в разговор. Он все лучше осознавал, почему за последние двадцать лет Клаус был нечастым гостем в родном доме.

— Да. Вот черт… — повторил Ханс Людер с ударением на каждом слове и, немного помолчав, спросил: — Но ты ведь не бросишь его искать?

— Я сделаю все, что могу.

— Ага, отлично. Всего ведь три недели осталось.

— До чего?

— До праздника.

— Ах да, конечно…

Праздник. Естественно. Он принялся лихорадочно придумывать извинения, так, чтобы отвертеться в последний момент.

— Отлично, созвонимся еще. Ты мне позвонишь, если найдешь что-нибудь?

— Конечно, если только это не секретная информация.

— Секретная… Ха-ха! — Ханс Людер смеялся так громко, что в мобильнике, который Валманн прижимал к уху, что-то зашипело. — Да уж, секретов там куча была. Помнишь, Валманн?.. Так ведь? Ладно, пока-пока… — Внезапно мобильник, тяжелый, как банка сардин, умолк, словно умер, — до Валманна больше не доносилось ни слова.

Когда он подъезжал к железнодорожной станции, между машинами рядом вдруг образовался просвет, но он не использовал эту возможность сэкономить пять-шесть минут, как сделал бы в другое время. В голову лезли все новые и новые мысли, а отогнать их у него не получалось. Он пытался убедить себя в том, что слишком бурно воспринимает происходящее, преувеличивает, делает из мухи слона. Например, старое пианино (а оно было старым, еще когда он был ребенком) могло ведь выйти из строя? Сломаться? Стать ни к чему не годным? А исчезновение Клауса Хаммерсенга, — может, здесь весь «секрет» только в том, что сын хочет держаться подальше от тирана-отца? И разве не все сыновья переживают временами что-то подобное? И ведь то же самое вполне могло произойти и с его сестрой Ханне? Но больше всего он мучился оттого, что тратит столько сил на это дело, а его собственная работа по расследованию дела о найденном в лесу трупе отступает на второй план. События из школьного прошлого посторонний человек наверняка посчитал бы чепухой, но в Валманне они пробудили мысли и чувства, которые давили на него все сильнее и сильнее. И вот, пожалуйста, последнее замечание Ханса Людера Хансена: «Помнишь, Валманн?..» Иначе говоря: ты тоже приложил к этому руку!

Каждый день и часа не проходило, чтобы он не возвращался мыслями к трагедии в семействе Хаммерсенг.

Собравшись с силами, он сосредоточился на повседневном: список покупок. Они с Анитой составляли общий список того, что требуется купить на день. Сегодня такой список оказался у него в кармане. Придется заскочить в магазин по дороге домой. Он даже не ощутил своего обычного нежелания. Однако сейчас не время для таких размышлений. В конце улицы Эстрегате он свернул к супермаркету «Киви». Неплохой магазин и не очень большой, а поблизости всегда найдутся места для парковки. Внезапно он передумал: свернув на Греннегата, он проскочил мимо института и здания «Рабочей газеты Хамара» (он бы с удовольствием заглянул туда и сказал им пару ласковых!), выехал к больнице по Скулегата, затем повернул направо, к кладбищу, а затем, на перекрестке Ринггата и Фурнесвеген, — налево и направился мимо блочных домов к старым коттеджам района Мелумслокка. Обычная дорога домой, но в конце его ждало кое-что необычное: увидев зеленую светящуюся табличку с надписью «Киви», он нестерпимо захотел удостоить своим посещением супермаркет «Киви-на-шоссе». Магазин по соседству с домом Хаммерсенгов. Тот самый магазин, куда по той или иной причине ходили за покупками те (или тот), кто жил в хижине Солума в Стангеланде. Никакого особого плана у него не было, но это совпадение не давало ему покоя. Для полицейских случайностей не бывает: они видят логику в том, что все остальные считают «судьбой», и усматривают умысел, даже если другие говорят о невезении. Если бы он был настроен обдумать ситуацию, то, возможно, понял бы, что его собственное расследование предоставляет весьма правдоподобный повод для того, чтобы попасть к дому Хаммерсенгов. Он, словно мантру, повторял про себя, что на самом деле хочет держаться подальше оттуда, но это больше не успокаивало его совесть.

Супермаркет «Киви» стоял прямо посреди жилых домов, окруженный незаасфальтированной, неровной парковочной площадкой. Само же похожее на бунгало здание магазина появилось здесь, на свободном клочке земли хутора Хоэл, еще в семидесятые, когда эта местность застраивалась особенно активно, а потом было обсажено карликовыми соснами.

Зайдя внутрь, Валманн тотчас почувствовал, что пять-шесть покупателей принялись разглядывать чужака. Скорее всего, это было результатом его воображения, но он утвердился в мысли о том, что круг покупателей здесь весьма ограничен и любой новый человек привлечет всеобщее внимание. Именно поэтому он и пришел сюда. Он принялся класть товары в тележку: кухонные полотенца, зеленые яблоки, моющее средство «Залу», ветчину, паштет, арахисовое масло (дурная привычка, которую он подцепил в детстве, когда эта новинка только дошла до них из Америки), бумажные салфетки, печенья (такие же, как у нее)… Ему пришло в голову, что, на удивление долго бродя среди незнакомых и одновременно таких узнаваемых стеллажей, он мог бы купить в точности то же самое, что и прежние жильцы хижины. Именно здесь они (кем бы они ни были) клали в зеленую тележку яблоки, овсяные хлопья, консервы из тунца, упаковки с колбасой и моющие средства. И кое-что не совпадало: зачем отдыхающим (или скрывающимся, или тем, кто просто решил спрятаться в лесной хижине) в Стангеланде ехать сюда, почти за двадцать километров, чтобы купить еды? На это должна была быть веская причина. В Стангебюене были супермаркеты «Меню» и «Лидл», а на перекрестке Сандвика выстроили большой новый магазин, и еще в Беккелаге был такой же «Киви» — и путь до всех этих магазинов был гораздо короче.