Фридрих Незнанский - Контрольный выстрел

Следствием этой же причины являлось также и то обстоятельство, что он, вне зависимости от своего местонахождения, обречен был ежедневно готовить завтраки. Размышляя подобным образом, Саша понимал, что это у него срабатывает стереотип бумаготворческой стороны следственной работы. Но как бы там ни было, он никогда не протестовал, ибо иногда, в порыве вдохновения, у него рождались поистине неслыханные варианты. И он знал: это — талант! Куда же от него денешься?..

Сегодняшнее позднее утро он посвятил яичнице под названием «скрэмбл», по-нашему — болтунья. Наполнителем послужили мелко наструганные остатки вчерашней, уже основательно затвердевшей колбасы. Съев свою порцию, Саша стал бездумно смотреть на экран телевизора, где ребятки с наполовину выбритыми головами, окрашенными в изумрудный цвет, сдавленными голосами весьма невнятно упражнялись в воспроизведении американской поп-музыки. Глупо и наивно.

— А чегой-то ты эту хреновину слушаешь? — оторвал его от бездарного времяпрепровождения хриплый голос Грязнова.

Сам вышел из своей комнаты в накинутом на плечи красно-черном халате до колен, этакий сонный Боксер Иваныч, пробирающийся к рингу. Вот только ноги его уже заметно потеряли прежнюю силу и мускулистость. Тощенькими стали ноги недавнего богатыря, да и рыжий пух не слишком украшал их. По утрам, когда глаза еще спят, а рыжие волосы стоят дыбом и походка у Славки плавная, замедленная, особенно заметно становилось Турецкому, как уходит упругая молодость. Понимал он, что в такие минуты и его собственный видик вряд ли интеллигентнее. Вот уже и виски седые, и вокруг глаз сетка морщин — зеркало-то не обманешь…

— Санька, — обеспокоенно продолжил Грязнов, — ну чего ты на меня уставился? Первый раз видишь, что ли? Да выключи ты их!..

— Это я не на тебя, это я на себя смотрю, — ответил Турецкий и послушно нажал кнопку дистанционного управления. По другой программе шла очередная серия дебильного мексикано-венесуэльского фильма. Он вообще выключил телевизор.

— Спасибо большое, — раскланялся Грязнов и удалился в туалет.

На кухне снова вскипел чайник. Сейчас Славка заварит себе пол-литра кофе, выкурит пару сигарет, и тогда с ним можно будет нормально побеседовать. У него свой твердый порядок.

Сперва, отдуваясь и чертыхаясь, он лакал кофе из музыкальной баварской кружки для пива, затем отрешенно выкурил сигарету — одну! — и принялся за свою долю яичницы. Наконец фыркнул и отодвинул пустую сковороду.

— Спасибо за омлет, Саня… не помню, как ты его обзываешь… — сказал наконец нормальным голосом. — Ах да, скрэмбл! Ну что ж, пусть так всегда и будет. А ты уже, значит, с рассвета расставлял сети российской мафии?

Не теряя времени, Турецкий выложил Грязнову свой план проведения так называемого блиц-расследования.

— Ну и трепач же ты, Саня, — усмехнулся Грязнов. — Да ведь не сегодня завтра тебе подвалят экспертизы, и твой банкир окажется вовсе и не банкиром, а Мао Цзэдуном или, чего хуже, Иосифом Виссарионовичем. И тогда ты не только забудешь о своем отпуске, но превратишься в ищейку… Значит, говоришь, все было проделано, как полагается при организации безупречного террористического акта?

— Так, во всяком случае, следует из протокола осмотра места происшествия. Заключения криминалистов по бомбе у меня пока нет. Между прочим, подложена она была под сиденье водителя, он же телохранитель банкира Алмазова. Похоже, что террорист сидел на заднем сиденье за спиной шофера, от которого осталась только кожаная куртка с зажигалкой в кармане. Куртка обгорела немного, видно, валялась на заднем сиденье либо в багажнике и вылетела при взрыве. Единственное более-менее целое вещественное доказательство.

— А может, он и хотел подорвать этого самого телохранителя? Кстати, как его звали-то?

— Ты про террориста? — наивно спросил Турецкий.

Славка хмыкнул:

— Полагаешь, что это очень остроумно?

— Кому как, а мне нравится. Кочерга его звали. Такая вот неожиданная фамилия.

— Ах вот это кто!.. Только у него ударение на «е»: Кочерга он. Сам себя так называл, помню его.

— А откуда ты его знаешь?

— Так он же из бывших боксеров. Нынче многие из них, из бывших, в охране, в телохранителях… Есть и крутые ребятишки. Вроде Каратаева. Помнишь, писали? В Нью-Йорке его шлепнули, на Брайтон-Бич. Но твой Кочерга, насколько я знаю, с мафией не знался.

— Все-то тебе известно, старик!

— Что ж тут удивительного? — томно потупил очи Грязнов. — Если одним из аспектов деятельности моей фирмы является охрана банкиров. И давай не улыбайся зловредно, ишь ты, моду взяли подзуживать!.. Кстати, да будет тебе известно, пока еще не убрали ни одного из моих подопечных, вот так! Там, в бюро, есть список охраны банкиров, можно проверить, ху из ху.

Я ошеломленно покачал головой:

— А ты заявлял, что иностранных языков не знаешь!

— Ха! Какой же это иностранный? Это ж наш, родной и близкий! На нем даже президенты разговаривают с народом. Помнишь Горбачева? То-то. Но это все, Саня, пустое. Ты лучше выкладывай, какие конкретные мысли родились в твоей остроумной башке? Что-то пока дельных идей не наблюдаю.

— Да какие, к черту, мысли? Идеи — скажешь тоже… Я чую, что и за сто лет не расхлебать это дело… Ну что, прочесать весь тот подъезд, где остановился «мерседес»? Может, случайно догадаемся, кто входил или должен был выйти… А если никто и не собирался выходить?.. Твоя эта Татьяна Грибова что сказала? Машина ехала очень медленно, как будто сидевшие в ней искали номер дома или подъезда, так? А может, номер-то им дали просто для отвода глаз…

— Не исключено…

— Дальше. Если у «мерседеса» имелся пропуск для проезда по всем этим секретным переулкам, то значит, его кто-то выдал? А из протоколов не видно, чтоб кто-нибудь из сыскарей поинтересовался этим фактом.

— Надо поинтересоваться…

— Конечно, надо.

Вот так примерно еще с полчаса продолжалась вялая и бесплодная беседа, которая, так ничего и не родив, в конце концов тихо и бесполезно скончалась. Вступал в права новый рабочий день, и Турецкому пришла пора отчалить в направлении собственной конторы.

Мечтать, разумеется, не грех, мечтать может позволить себе каждый без особого ущерба для дела. Итак, Александр Борисович решил разыграть блиц: в кратчайшие сроки отыскать преступника и загнать дело в суд. Иными словами, продолжая размышления того же Грязнова, сделать невыполнимое выполнимым. Впрочем, если он все же собирался отправиться в Германию, если хотел сменить профессию, если… и так далее, то иного варианта попросту и не существовало.

На Пушкинскую он приехал не в девять, как обычно, а в десять, поскольку совесть его была чиста, и свой личный рабочий день он начал задолго до, скажем, генерального прокурора.