Фридрих Незнанский - Последний маршал

— В каком смысле? — спросил я, хотя и знал приблизительный ответ.

Так и оказалось: он сказал то, о чем думал я.

— Они хотят знать, что нам известно о Стратегическом управлении.

— Откуда они могут узнать о нашей реакции? — поинтересовался я. — Как они узнают о том, что мы предприняли в связи с этой аббревиатурой — СУ?

— По нашим следующим шагам, — просто ответил он.

В этом была какая-то логика, но все равно меня не все здесь устраивало.

— Шаги могут быть самыми разнообразными, — не сдавался я. — Подтекст у них может быть какой угодно — не мне тебя учить.

— Они ничего не теряют, — предположил Грязнов. — Если нам ничего не известно об этом долбаном управлении, эти буквы ничего нам не дадут. А если знаем, то вряд ли насторожимся, зато выдать себя можем. Но мы даже не догадываемся, в какую сторону идти, чтобы получить по башке.

— Не понял, — устало произнес я.

Он только вздохнул: что, мол, с тебя взять.

— Я, пожалуй, не буду ждать Меркулова, — сказал он, посмотрев на свои часы. — Дел, как ты понимаешь, невпроворот. Доложишь ему все сам, поговоришь, потом поделишься со мной впечатлениями. И указаниями, конечно. Договорились?

— Будь здоров, — пожелал я ему вместо ответа.

Он кивнул, будто ничего другого от меня и не ожидал, и, еще раз посмотрев на часы, вышел из кабинета.

Кажется, я становлюсь нервным. Возможно, это проистекало от ощущения, будто я попал на неизвестную планету. Вокруг происходят непонятные страшные вещи, а я даже предположить не могу, что бы они означали.

Ладно, давай порассуждаем, Турецкий. Итак, кто-то убивает людей. Смирнов, Киселев, Воробьев. Теперь вот Бероева. При этом отовсюду ты получаешь косвенные доказательства того, что в стране действует мощная группировка, цель которой, чего греха таить, — захват власти. Очень хорошо.

Пойдем дальше.

И куда же мы пойдем, Турецкий? Куда это — дальше? Что еще тебе известно такое, чтоб ты мог дальше спокойно рассуждать?

Как говорят молодые, полный абзац. Больше тебе ничего не известно, хоть тресни.

Давай-ка порассуждай на тему, что ты имеешь и чего не имеешь. Был такой роман у Хемингуэя — «Иметь и не иметь». Вот и рассуждай.

Итак: что ты имеешь? Несколько убийств. А что ты не имеешь? Вот именно — убийц. Ладно, в начале дела это бывает, тебе не привыкать. Думай, Турецкий, думай. Что ты имеешь еще? Стратегическое управление. Хотя, и это правильно, скорее оно тебя имеет как хочет, а не ты его. Но, допустим, имеешь. И что это тебе дает? Головную боль.

Какая-то несусветная чушь. Есть управление, есть его противники, а уцепиться не за что. Они еще и хулиганят. Матерятся на трупах в письменном виде. Причем фирменно матерятся, чтоб не перепутал никто, понимаешь. Сволочи самодовольные!

Спокойней, Турецкий, спокойней. Не надо нервничать, не надо врагам давать повод для торжества. Ты в тупике, и ты не знаешь, с чего начать.

Говорят, что восточные мудрецы в таких случаях утверждали: надо двигаться. Они брали ребенка и помещали его в темную комнату, в которой ничего не было видно, и сообщали тому только одну вещь: выход есть. И все. Тому оставалось одно из двух: или подыхать в этой комнате от голода и отчаяния, или искать выход. Но, чтобы искать, нужно начать двигаться. И труден здесь только первый шаг. Об этом, кстати, и Алла Борисовна что-то поет. Итак, нужно двигаться, и тогда рано или поздно выход найдется.

Но разве не бывает ситуаций, из которых нет вообще никакого выхода? В том-то и дело, что не бывает. И быть не может. Просто мы и представить себе порой не можем, в какой стороне от нас находится выход. Но он есть всегда.

Что это означает в твоем положении, Турецкий? Надо начинать двигаться. Не дергаться в каких-то невразумительных конвульсиях, а именно двигаться. Не беда, что это слово так часто повторяется в твоих мыслях. Ничего страшного не будет, если оно станет твоей навязчивой идеей, идефикс.

Ничего страшного.

Смысл жизни, утверждают многие мудрецы и философы, — в движении. Вот и двигайся, любезный.

В какую сторону? А подумай. Иногда самый короткий путь — обходной. Не думай пока об убийцах и убийствах, хотя и не забывай. Выбери другой путь.

Впрочем, тут и выбирать-то особенно не приходится. Тем более что ты давно для себя уяснил: есть пока единственная для тебя возможность хоть как-то выйти на таинственное Стратегическое управление.

Путь этот — дорога к Владимиру Аничкину.

Найди его, Турецкий.

Несмотря на ранний час, в холле гостиницы «Москва» было довольно людно. Работали все без исключения киоски и лотки, торгующие всякой всячиной, маленькие кафе и даже ресторан, в котором вчера вечером Аничкин встречался с Мажидовым. На диванчиках в огромном холле сидела большая группа толстых розовощеких подростков в одинаковых майках с какой-то яркой эмблемой на груди — видимо, делегация американских школьников.

«Кстати, — вдруг пришла в голову Аничкину мысль, — для того чтобы заставить правительство пойти на любые уступки, Мажидову даже не нужно везти «Самумы» в Чечню. Места лучше этой гостиницы не придумаешь. Через дорогу — Государственная Дума, до Кремля рукой подать, да и ФСБ недалеко. Это вам не Буденновск, тут власти сразу зашевелятся. Если хотя бы один чемоданчик взорвется, от центра Москвы не останется и следа…»

На лбу у Аничкина выступил холодный пот. Никто: ни эти американцы, ни служащие гостиницы, ни депутаты, скорее всего сейчас лениво подтягивающиеся на утреннее заседание, даже и не подозревал о страшной опасности, нависшей над ними.

И именно он, Аничкин, был единственным, кто мог воспрепятствовать трагедии.

Надо сказать, сделать это было непросто. Мажидова сопровождали несколько телохранителей из охранного бюро. Кроме того, наверняка он приехал в Москву не один.

Аничкин зашел в туалет, закрылся в кабинке и вытащил из небольшой, висящей под мышкой кобуры свой верный «ПМ». До сей поры ему приходилось применять его только в гебешном тире, где раз в полгода каждый сотрудник ФСБ, имеющий право ношения личного оружия, обязан был пройти стрелковую подготовку. Надо сказать, Володя всегда показывал неплохие результаты.

Он осмотрел пистолет, вынул из кармана небольшой металлический цилиндр и привинтил его к стволу. Вообще-то глушитель к табельному оружию положен не был, но по большой просьбе Аничкина его специально изготовил для него Ахмет Ахметович Абушахмин.

Проверив обойму, Аничкин вышел из туалета и направился к лифту. Мажидов жил где-то на десятом этаже. Номер комнаты Володя не знал, но светиться у стойки регистрации ему не хотелось.

«Там разберемся».

В коридоре десятого этажа было пустынно. Даже горничной не оказалось на месте. Это было большой удачей. Аничкин зашел за деревянную перегородку и, порывшись в бумагах, обнаружил список постояльцев.