Фридрих Незнанский - Последний маршал

Татьяне казалось, что изнасилование нельзя забыть за целую жизнь, но пройдет пять лет, и она сможет думать о нем спокойно, как о страшной сцене, увиденной в кино. Единственным следствием останется бессмысленное в общем-то отвращение к собакам, возникшее у нее с той ночи.

Той ночью черная дворняга не убежала, а уселась напротив них, глядя с немым любопытством на дела человеков.

Вернувшись в дом, Лапшин бросил обмякшую и оглушенную женщину на кровать в мансардочке, вышел и зуботычиной поставил на ноги Малька, спавшего сном праведника. Эдику хотелось найти и пристрелить того черного кобеля, но собака предусмотрительно смылась.

Ночь подходила к концу, оставалось только раздеться и лечь спать. Лежа на кушетке, Лапшин слышал, как наверху Малек со звонким деревянным стуком крутит нунчаки.

К обеду приехал хозяин.

Таня была деморализована полностью. «Что же это происходит с нашей семьей? — спрашивала она себя постоянно. — Папа, Володя и вот теперь — я… Что же происходит, Господи, дай ответ!»

Она уже совершенно не ориентировалась во времени. Ей казалось, что она находится в этой незнакомой местности тысячу томительных лет, что она родилась здесь, что она никогда не жила другой жизнью, что все, что она помнит о той, прошлой жизни, — всего лишь красивый сон-сказка. На самом же деле ничего этого не было, она только придумала себе всю ту красоту, она всегда была такая романтичная…

Это наказание мне, вдруг с полной ясностью пришла ей в голову простая мысль. За Толика, за Володю, за Турецкого и еще за многих мужчин, которые любили ее, но которых никогда не любила она — так, как должна любить Женщина с большой буквы. Никогда она не отдавалась яростно, без остатка — никому. И вот оно, наказание. Этот скот дал ей ясно понять, что это значит — когда любят без любви.

«Господи, я все поняла, — забормотала вдруг она, — я все поняла, правда, Господи, я поняла и приняла твои уроки. Пощади меня, Господи, сжалься, выпусти в ту, прошлую жизнь, которую я так не ценила и которую я теперь буду холить и лелеять до самого ее конца. Я изменюсь, Господи, я стану любить людей, я буду любить их без остатка, я все сделаю, — только верни мне мою жизнь…»

Лицо ее было залито слезами, и она не сразу поняла, кто это вырос перед ней: фигура и лицо подошедшего расплывались во влажных глазах.

— Эй! — услышала она знакомый грубый голос. — Вставай! Быстро!

Она рукавом утерла лицо и, продолжая тихонько всхлипывать, поднялась с кушетки.

— Зовут тебя там, — буркнул ее вчерашний мучитель. — Скажешь про вчерашнее хоть слово — убью. Поняла? Тебя спрашивают, сучка!

— Поняла, — торопливо ответила ему Таня. — Поняла, правда. Честное слово!

Эдик хмыкнул.

— Ну, смотри, — с угрозой протянул он. — А то вчерашнее раем тебе покажется.

Его не удивила такая покорность женщины, которую он вчера изнасиловал. Все они такие, мокросучки, пока на мужика не наткнутся нормального. Пусть кочевряжатся. Это у них до первого хорошего втыка. Он снял с нее наручники.

— Иди, — толкнул он ее легонько в спину.

— Иду, — покорно повторяла Таня. — Только не бейте меня, пожалуйста.

Эдик снова хмыкнул.

«Вот так надо с ними, — думала Таня, — только так: покорно, жалостно, с любовью. Они тоже люди, они просто не знают об этом или забыли. А Господь специально ее сюда и направил, чтобы именно она заставила их вспомнить, что они — люди. Именно так, и никак иначе».

Лапшин привел ее в небольшую, но довольно уютно обставленную комнату. Здесь в огромном кресле сидел мужчина лет пятидесяти и с любопытством поглядывал на Татьяну. Когда она вошла в комнату, он не встал, а так и остался сидеть в своем кресле. В руках он держал длинную трость.

Одним движением руки он отослал Эдика и, когда тот уже закрывал дверь, вдруг сказал ему:

— Побеспокойся о том, чтобы никто нам не мешал.

Эдик ухмыльнулся:

— Кто тут может помешать? — и закрыл дверь.

Мужчина снизу вверх смотрел на Таню, которая стояла перед ним как школьница перед учителем.

— Сделай два шага вперед, — жестким голосом вдруг приказал мужчина.

Она выполнила приказание и оказалась в метре от него. Он протянул вперед трость и медленно задрал ей юбку, внимательно разглядывая ее ноги. Ноги были красивыми.

— Как тут с тобой обращались? — спросил он.

Она молчала, не зная, как отвечать. Ей и пожаловаться хотелось, и в то же время она помнила угрозу этого страшного человека, который привел ее сюда.

— Что же ты молчишь?

Кажется, она нашла правильное выражение.

— Меня тут… любили, — с едва заметной горечью ответила она. Брови мужчины медленно поползли вверх.

— Да-а? — протянул он с удивлением. — Ну что ж. Мне нравится, что ты так смиренно принимаешь то, что с тобой случилось.

— Почему это со мной случилось? — вырвалось вдруг у нее. — За что?

— Почему? — повторил он вслед за ней. — Это сложно. Так случилось. На твоем месте могла оказаться любая. Если бы она была… Хотя… Об этом в следующий раз. Пока тебе не надо знать большего.

Говоря это, он все время держал ее подол высоко задранным. И почувствовал, как желание вдруг стало бешеным. Он давно не встречал такой покорности, такого отчаянного, всепоглощающего послушания. Перед ним стояла самая настоящая рабыня. Таких он представлял себе в частые минуты самоудовлетворения.

— Сними это, — охрипшим и осевшим вдруг голосом приказал он. — Все снимай!

Не говоря ни слова, Таня разделась. Она стояла перед ним голая, безвольно опустив руки и глядя прямо перед собой.

— Встань на колени! — приказал он.

Она встала, как он приказал, все так же глядя куда-то в одну точку.

— Ползи сюда.

Она подползла к нему, и он сунул ей в лицо ноги, обутые в туфли из дорогой кожи.

— Почисти.

Подошвы от туфель находились в миллиметре от ее лица. Она все еще не понимала, чего от нее хотят.

— Почисти! — приказал он опять, повысив голос. — Языком! Ну!

Да. Она заслужила это. Это ее наказание. Она должна быть наказана. Она сделает это.

Она высунула язык и дотронулась им до подошвы. От наслаждения мужчина прикрыл глаза. Именно об этом он мечтал в своих грезах. Теперь он достиг этого наяву. И ведь он еще не сделал всего того, что хотел. Но он сделает. Он все сделает. И они все будут у его ног. Все! Все они будут его рабами и целовать его ноги, вот как эта… Как же хорошо, как хорошо!!!

Несколько пылинок скрипнули на ее зубах. Грязь. Что такое? Почему она дышит пылью? Почему ей так плохо? Что это прямо перед ее глазами? Обувь. Почему она лижет эту грязную подошву? Что с ней?!

Таня отвела голову и посмотрела на того, кто сидел в кресле. Мужчина закрыл глаза и постанывал от неведомого ей наслаждения.

Она быстро окинула себя взглядом. Впервые за много последних часов глаза ее приняли осмысленное выражение. Голая. По-че-му?! Кто эта сволочь?!