Эд Макбейн - Мошенник

“Соринка в глазу”, “Звездная пыль” или “Моя любовь”. Ну, надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Очень люблю Фрэнка Синатру – он мне всегда нравился и мне совсем неинтересно, что там у него было с Эвой Гарднер. Я часто слушаю пластинки. Когда живешь одна, трудно бывает выносить тишину. По вечерам я ставлю свои любимые пластинки, и это помогает мне убить время.

Слушая музыку, я обычно шью. Я довольно приличная портниха и многие свои платья сшила сама. Но я ненавижу штопать носки и полагаю, что должна честно предупредить Вас об этом заранее. Наверное, мне также нужно сразу же сказать Вам, что мои домашние занятия отнюдь не сводятся к прослушиванию пластинок в полном одиночестве...”

Тут она приостановилась и задумалась. Не слишком ли она разболталась и разоткровенничалась. Способен ли он понять, почему она обо всем этом так откровенно рассказывает? Вдовцу, наверное, совсем не захочется иметь дело с перезрелой девицей, лишенной всякого опыта совместной жизни! Ну что ж, пускай...

“...Я сама делаю почти все по дому. Люблю, например, готовить, как, впрочем, и многое другое. Можно сказать, что я – хороший повар. Я знаю рецепты приготовления сорока двух различных блюд из одного только картофеля. И, поверьте, я ничуть не преувеличиваю, но моим фирменным блюдом является курица, зажаренная “по-южному”, хотя я никогда не бывала на Юге. Я все собираюсь пуститься когда-нибудь в путешествие по всем Соединенным Штатам. В глубине души я подозреваю, что именно с этой целью я и коплю деньги с какой-то просто религиозной настойчивостью.

Да, кстати, о религии. По вероисповеданию я протестантка. Надеюсь, что Вы тоже протестантского вероисповедания, хотя для меня это не так-то уж и важно. Надеюсь также, что белой расы, потому что я белая и для меня это может иметь значение – и дело здесь вовсе не в том, что у меня какие-то расовые предрассудки. Честно говоря, у меня их нет. Просто я уже слишком взрослая для того, чтобы совершать вызывающие поступки и таким образом бороться за демократию, что для меня, пожалуй, уже поздновато. Надеюсь, что Вы поймете, что дело тут не в ханжестве. Скорее, здесь имеет место простая осторожность, страх, даже, возможно, желание оставаться в своем кругу – можете назвать это как угодно. Но все-таки ханжества здесь нет.

Я немного езжу верхом, обычно весной и осенью. Я вообще люблю упражнения на свежем воздухе, хотя и не могу считать себя спортсменкой. Плаваю я вполне прилично, особенно кролем. Однажды я даже работала инструктором по плаванию в детском лагере и с того лета недолюбливаю детей. Естественно, своих детей у меня не было, поэтому мне трудно судить, как получилось бы в этом случае. Полагаю, что у вас все не так. О Вас я знаю, что Вы вдовец. Значит ли это, что у Вас есть дети?

Пока что Вы для меня просто номер почтового ящика в одном из почтовых отделений, а я тут выложила Вам буквально все о себе и не знаю, что ещё могло бы Вас интересовать. Я ещё люблю кино. Мой любимый актер Джон Уэйн. Он не слишком-то красив, но у него мужественная внешность, а это, по-моему, самое главное.

Вот, собственно, и все. Надеюсь, что Вы ответите мне на это письмо. Если Вы захотите, я пошлю Вам свою карточку, но только после того, как снова услышу о Вас.

Я пишу здесь “снова”, потому что у меня такое чувство, будто читая Ваше объявление, я слушала Вас. И если говорить откровенно, то мне кажется, что я “услышала” Вас. Надеюсь, что Вы поймете это правильно.

С искренним уважением Приссила Эймс.

41, Ла-Месса-стрит, Феникс, Аризона”.

Приссила Эймс перечитала письмо.

На этот раз она сочла его честным и вполне искренним. Ей не хотелось, чтобы в этом письме она выглядела более привлекательно, чем в жизни. Не стоит начинать отношения со лжи, в которой потом легко будет запутаться. Нет, пусть все будет так, как есть.

Приссила Эймс сложила вчетверо свое послание, а заняло оно целых шесть страниц, и аккуратно вложила в конверт. Потом она переписала на конверт адрес, указанный в журнальном объявлении, заклеила его и вышла из дома, чтобы отправить его заказным с ближайшей почты.

Приссила Эймс и не подозревала, во что она впутывается этим поступком.

Человека всегда подводят мелочи.

Почему-то всегда получается так, что легче всего решаются именно большие проблемы. Большие проблемы решают многое и, может быть, именно поэтому их и решают в первую очередь. А вот что касается мелочей, то они проявляют тенденцию как-то незаметно накапливаться. Например, стоит ли побриться сегодня вечером перед встречей с Очаровательной Блондинкой или лучше будет отложить это дело до завтра, чтобы посвежее выглядеть на собрании акционеров “Элюминием Эмалгамейтэд”? Господи, решая эти мелкие проблемы, можно просто сойти с ума!

Большой проблемой 87-го участка была в настоящее время проблема утопленницы. Ведь не так-то часто вылавливают из реки трупы.

А вот проблема поимки мошенника, действовавшего на территории 87-го участка, считалась почему-то мелочью.

Но вот именно эта мелочь и сводила с ума детектива Артура Брауна.

Браун и сам терпеть не мог, когда его обжуливали, но он не любил также, когда обжуливали и других людей. Человек этот, а вернее, люди, потому что так будет точнее, которые всяческими ухищрениями выманивают деньги из карманов честных граждан честного города, на службе у которого состоял Браун, доводили его до бешенства. Они не давали ему спокойно спать по ночам. Это даже некоторым образом отражалось на, его семейной жизни, потому что из-за этого он стал мрачным и раздражительным. С ним даже работать стало труднее. Правда, дело тут ещё и в том, что люди, которые работали с ним рука об руку, как правило, довольно приятные в общении, внимательные и даже чуткие полицейские, казалось, делали все от них зависящее, чтобы испортить ему настроение. Буквально и минуты не проходило без того, чтобы кто-либо из них, появившись на работе в 87-м участке, так просто мимоходом не подшутил над Брауном и над теми трудностями, которые возникли у него в связи с попытками изловить этих мошенников.

– Ну как, Арти, ты уже наконец поймал его? – спрашивал один.

– Послушай-ка, вчера какой-то малый выманил у моей бабки её вставную челюсть, – говорил другой. – Как ты думаешь, Браун, это случайно не твой подопечный?

И все эти милые шуточки Браун воспринимал на редкость болезненно, проявляя при этом удивительное отсутствие вежливости и сдержанности при наличии при этом крайней горячности. Обычно он отвечал на такие вопросы весьма кратко, всего лишь несколькими словами, причем каждое второе из них было явно нецензурным.

У Брауна не было сейчас времени на шутки. Все свое время он посвящал работе с картотекой.