Эд Макбейн - Покушение на леди

Может, на прошлой неделе вам тоже подбросили липу?

Липа – это когда человек набирает номер Фредерик 7-8024 и говорит: «Мне надоело твердить вам про эту китайскую прачечную внизу. Владелец пользуется паровым утюгом, и шипение не дает мне спать. Может, вы арестуете его наконец?»

Липа – это когда человек присылает в 87 участок письмо следующего содержания: «Меня окружают убийцы. Я нуждаюсь в полицейской охране. Русские узнали, что я изобрел сверхзвуковой танк».

Каждый день каждый полицейский участок в мире получает свою долю липовых писем и звонков. Письма и звонки бывают разные: от искренних и благородных до идиотских. Есть люди, которые готовы предоставить сведения о тех, кто, по их мнению, являются коммунистами, похитителями, убийцами, фальшивомонетчиками, содержателями подпольных абортариев и фешенебельных публичных домов. Есть люди, которые жалуются на телеактеров-комиков, мышей, домовладельцев, орущие проигрыватели, странное тиканье в стенах и автомобили, у которых клаксон играет песенку: «Крошка, увезу тебя я на такси». Есть люди, которые заявляют, что им угрожали, у них вымогали, их шантажировали, надули, оклеветали, оскорбили, избили, изувечили и даже убили. Классическим примером может служить случай, когда в 87 участок позвонила женщина и возмущенно заявила, что ее застрелили четыре дня назад, а полиция до сих пор не обнаружила убийцу.

Бывает и так, что таинственный анонимный абонент попросту сообщает: «В кинотеатре „Эйвон“ в коробке из-под обуви лежит бомба».

Липовые звонки могут довести до исступления. Они отнимают у городских властей уйму времени и средств. Вся беда в том, что «липу» невозможно отличить от «нелипы» без надлежащей проверки.

Может, на прошлой неделе вам тоже подбросили липу?

Была среда, 24 июля.

В городе стояла жара, и, наверное, не было в нем места жарче, чем дежурная комната восемьдесят седьмого участка. Дэйв Мерчисон сидел за высоким столом налево от входа и проклинал свои тесные трусы. Было только восемь часов утра, но за предыдущий день город буквально раскалился докрасна, а ночь не принесла облегчения. И теперь, хотя солнце едва взошло, город уже пылал. Трудно было представить себе пекло страшнее этого, но Дэйв Мерчисон знал, что в течение томительно долгого дня в дежурной будет все жарче и жарче и что без толку ждать прохлады от маленького вращающегося вентилятора на углу стола, и еще он знал, что трусы, будь они неладны, не станут свободней.

В 7.45 утра начальник участка капитан Фрик закончил инструктаж группы полицейских, которым предстояло сменить на посту своих коллег.

– Сегодня, кажется, припечет, а, Дэйв? – сказал он.

Мерчисон нехотя кивнул. За свои пятьдесят три года он пережил не одно удушливое лето. Со временем он усвоил, что сетовать на погоду бесполезно – она от этого не изменится. Ее нужно пересидеть тихо, без суеты. Насчет теперешней жары он придерживался особого мнения: всему виной эти дурацкие ядерные испытания в Тихом океане. Человек начал совать нос в дела господа бога и получает по заслугам.

Недовольно поморщившись, Мерчисон одернул трусы под брюками.

Он безразлично глянул на мальчика, который поднялся по каменным ступенькам к участку и открыл дверь. Паренек посмотрел на табличку с просьбой к посетителям останавливаться перед столом, подошел к ней и стал по слогам разбирать написанное.

– Что тебе, сынок? – спросил Мерчисон.

– Вы дежурный?

– Я дежурный. – На секунду Мерчисон задумался о прелестях работы, обязывающей тебя отчитываться перед каждым сопляком.

– Вот, – сказал мальчишка и протянул Мерчисону конверт.

Тот взял его. Мальчик направился к выходу.

– Постой-ка, малыш, – сказал Мерчисон.

Малыш не остановился. Он продолжал идти: вниз по ступенькам, на тротуар, в город, во вселенную.

– Эй! – позвал Мерчисон. Он быстро огляделся в поисках полицейского. Ну, разумеется, вот так всегда. Он не помнил случая, чтобы коп в нужную минуту оказался под рукой. С кислой физиономией Мерчисон одернул трусы и вскрыл конверт, в котором лежал один-единственный листок. Он прочел его, сложил, убрал в конверт и крикнул: – Черт побери, неужели на первом этаже, кроме меня, нет ни одного копа?

В одну из дверей просунулась голова полицейского.

– Что случилось, сержант?

– Какого дьявола, куда все запропастились?

– Никуда, – ответил полицейский, – мы тут.

– Отнесите это письмо в сыскной отдел, – сказал Мерчисон и протянул конверт.

– Любовное послание? – спросил полицейский.

Мерчисон промолчал: слишком жарко, чтобы отвечать на тупые остроты. Полицейский пожал плечами и пошел на третий этаж, где, согласно указателю, находился отдел сыска. Дойдя до перегородки из редко сбитых реек, он толкнул маленькие воротца и направился к столу Коттона Хейза.

– Дежурный сержант велел передать это вам. – Он протянул конверт.

– Спасибо, – поблагодарил Хейз и развернул письмо.

В письме говорилось: «Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Ваши действия?»

Детектив Хейз прочел письмо раз, другой. Первая мысль была: липа. Вторая: а если нет?

Вздохнув, он отодвинул стул и прошел в другой конец комнаты. Высокий, шесть футов два дюйма без обуви, он весил сто сорок фунтов. У него были голубые глаза, тяжелый квадратный подбородок с ямочкой и рыжие волосы, только над левым виском, куда ему однажды нанесли ножевую рану, волосы росли почему-то белые. Нос прямой, красивый, с уцелевшей переносицей, хорошо очерченный рот с полной нижней губой. И увесистые кулаки, одним из которых он стучал сейчас в дверь лейтенанта.

– Войдите! – крикнул лейтенант Бернс.

Хейз открыл дверь и шагнул в угловой кабинет. Стол лейтенанта обдувал вращающийся вентилятор. Бернс, плотный, небольшого роста мужчина, сидел за столом. Узел его галстука был приспущен, ворот рубашки расстегнут, а рукава закатаны почти до плеч.

– Газеты обещают дождь, – сказал он. – Куда же провалился этот проклятый дождь? – Хейз ухмыльнулся. – Вы собираетесь испортить мне настроение, Хейз?

– Не знаю. Что вы на это скажете? – Хейз положил письмо перед Бернсом.

Бернс быстро пробежал глазами послание.

– Вечно одно и то же. Стоит температуре подняться до тридцати, и психи тут как тут. Жара пробуждает в них жажду деятельности.

– Думаете, это липа, сэр?

– Откуда же мне знать? Одно из двух: либо это липа, либо святая правда. – Он улыбнулся. – Не правда ли, блестящее применение дедуктивного метода? Неудивительно, что я уже лейтенант.

– Что будем делать? – спросил Хейз.

– Который час?