Анна Янсон - Серебряная корона

Посеревший, небритый, Трюгвесон тяжко опустился за стол. Мешки под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Он смотрел прямо перед собой, ничего не говоря и вертя по столу чайную ложку. Молчание прервала Мария Верн:

— Я считаю, что Мона Якобсон нуждается в круглосуточной охране. Пока у нее в инфекционном отделении сидит Эк и ждет твоего решения. Ее перевели туда утром из отделения неотложной помощи.

Трюгвесон недовольно скривился и отпустил ложку. Та отскочила и упала на пол.

— У нас нет для этого ресурсов. Уже сейчас многие работают сверхурочно. Ведь там кругом медицинский персонал, разве этого не достаточно? Рядом с койкой у нее кнопка вызова. И вообще — одну ее оставляют редко и ненадолго. Чем, кстати, закончился твой ночной допрос? Это она сама считает, что ее жизнь в опасности? — спросил Трюгвесон и внимательно посмотрел на Марию из-под полузакрытых век.

— Нет, Мона об этом не просила. Пожалуй, она сейчас не в том состоянии, чтобы думать о подобных вещах. Говорила она бессвязно, бредила от жара. Врач сказал, что у нее заражение крови — ее укусила змея, и место укуса инфицировалось. Она сказала, будто ее укусила змея у каменного кургана в лесу. Проклятье тому, кто возьмет камень с кургана! На месте, где мы нашли тело Вильхельма Якобсона, лежала змея с раздробленной головой. Возможно, Мона была там и спрятала тело под камнями. Но не одна: одной ей было его не дотащить. И у Башни Девы она тоже была, когда Биргитту увозила «скорая». Как будто знала или догадывалась, что произойдет. Думаю, она знает, кто убийца, но он не позволит ей рассказать о нем нам. Поэтому ей необходима охрана.

— Легко говорить, когда не несешь финансовой ответственности! Все сверхурочные придется возмещать деньгами или отгулами. Если мы израсходуем все ресурсы сейчас, у нас не будет денег в следующем полугодии. Я считаю, нам нужно не шиковать, а сосредоточиться на простой и добросовестной следственной работе. Легко поддаться чувствам, когда случаются подобные вещи. Но мы сейчас будем работать методично, это давало результат в прошлом, даст его и в будущем. Ничто не говорит о том, что несчастную девушку убили. Очередная жертва алкоголя. Наша «неотложка» только и работает, что на прием чемпионов в литроболе: победитель в полной отключке, серебряный призер тоже невменяем, но с проблесками сознания. Увы, такова реальность.

Трюгвесон уже собрался встать после произнесенной речи, но Хартман осадил его взглядом. Старшему коллеге тоже было что сказать.

— Мы можем спасти человеческую жизнь. Я считаю, ей надо дать охрану. Если нам не хватает местных ресурсов, мы можем попросить дополнительные силы у Государственной уголовной полиции. Вполне возможно, что у нас уже два убийства. Мы ведь не знаем, что случилось. Я считаю, нам нельзя рисковать.

Все остальные поддержали Хартмана. Трюгвесон сжал челюсти. Не привык получать отпор, подумала Мария.

— Хорошо, пусть будет так, — пробормотал комиссар. — Я считаю, мы не должны слишком углубляться в это дело, пока не узнаем, что произошло с Биргиттой. Что-нибудь еще? Что дали следственные действия в доме у Моны Якобсон?

— Абсолютно ничего, — сказал Арвидсон. — Я должен воспользоваться случаем и признаться, что взял велосипед у Моны из сарая после допроса Хенрика Дюне. Я вернул его на следующее утро.

— Это с какой же стати? — Трюгвесон в первый раз за все утро посмотрел на коллег проснувшимися глазами.

— Об этом мы можем поговорить наедине. — Арвидсон странно посмотрел на Трюгвесона, стараясь не видеть любопытного взгляда Марии.

— Винтовка оказалась в доме? — спросил комиссар.

— Нет, наверное, оружие было у него в машине, — сказал Арвидсон. — Будем считать, что оно потерялось. Мне кажется, Мона Якобсон знает больше, чем говорит. Кого она защищает? Конечно, в больнице она бредила, но, Мария, у тебя ведь было впечатление, что она кому-то отдала винтовку? А еще Мона сказала: «Мать ради сына пойдет на все». Ради кого из них? Имела она в виду кого-то конкретно или это так, общие рассуждения?

Арвидсон откинулся назад и потер глаза. Трюгвесон зажмурился. Казалось, его усталость передалась остальным. Хартман незаметно зевнул в кулак. Марию все больше раздражала флегматичная манера комиссара. Не только он один устал! Неужели он не может взять себя в руки, как все остальные? Она и Хартман работали всю ночь, допрашивая буйных, пьяных и плачущих молодых людей, неспособных дать ответ даже на прямые вопросы. Молодую женщину, одетую в костюм булочницы, вырвало прямо на каменный пол, так что брызги полетели, и Мария все еще не успела переодеть носки. Ночью ей пришлось выступить скорее в роли няньки, соцработника и уборщицы, нежели офицера полиции. А Трюгвесона вчера на работе не было, так что мог бы соображать получше!

— Я допрошу Мону Якобсон, когда она придет в себя, — сказал он, как будто прочитав ее мысли. — Тело Биргитты Гульберг отправлено на судебно-медицинскую экспертизу сегодня утром. Мы получим заключение завтра. Кто-нибудь допросил ее жениха, его зовут Арне Фольхаммар?

— Нет. Ему дали успокоительное в отделении неотложной помощи. Думаю, его отвез домой дежурный священник. Я звонил туда пару раз, но никто не ответил, — сказал Арвидсон. — Я к нему поеду, как только мы тут закончим.

Арне Фольхаммар растерянно стоял посреди Биргиттиной мастерской. Спина под рубашкой взмокла: он ехал сюда на велосипеде, всю дорогу — против ветра. Ехал и яростно жал на педали. Биргитты здесь, конечно, не было. И тем не менее ее присутствие здесь явственно ощущалось. Он потрогал наковальню, прокатные вальцы, молоточки. Она касалась этих предметов своими пальцами, теперь их касается он. Но время разделяет их и не дает их рукам встретиться. Если бы время исчезло, он бы коснулся ее пальцев! Он подошел к застекленному шкафу и вынул оттуда корону невесты. Повернул ее, и в ее прозрачных камнях заиграл свет. Он почувствовал, как растет пустота, заполняя все пространство удушающей тоской. Стоит ему найти что-то действительно важное в своей жизни, как оно ускользает из рук. И так было раз за разом. Одно лишь мгновение он чувствовал, что любим таким, какой есть, одно мгновение за целую жизнь. Встреча с Биргиттой открыла ему неведомую до сих пор щедрость и доброту. И вот миг счастья и обретения развеян ветром и навсегда исчез.

После двух часов поисков Арвидсон нашел Арне Фольхаммара на полу в ювелирной мастерской. Дверь оказалась взломана, велосипед валялся, брошенный на пригорке. Было совершенно тихо, через открытые большие окна, выходящие на море, светило солнце. Солнечные лучи высветили пыль, которая иначе бы незаметно осела на пол. Шелк на стене шевелился от сквозняка.