Фредерик Дар - Слепые тоже видят

— Ах! Что он со мной делает? — заикается она. — Ах, как он это делает!

До ее головного мозга вдруг дошли волны, испускаемые Берю! При такой массе неудивительно: нужно время, чтобы они совершили замкнутый круг. Я смущенно оставляю ее наедине со своими ощущениями. Берю выходит следом за мной. Переступая порог, он оглядывается на дело… тьфу, чуть не сказал — рук своих. Она сотрясается и колышется всем рельефом. Это напоминает вулканическое извержение, разлом горной гряды, подвижку тектонических плит, сход снежных лавин в Альпах.

— Вот смотри, — вздыхает Толстяк, — с аппаратом такого тоннажа нужно работать вдвоем: один выводит на орбиту, как я только что, другой собирает дивиденды. Даже жаль, что она так вдруг распалилась! Я включил ее на автопилот, но на борту никого нет, чтобы пролететь через космос. Она прилунится в одиночестве. По-моему, ей надо проконсультироваться насчет своей проблемы. Я не врач, но могу поспорить, что у нее там срабатывает автоматическое зажигание!

И мы скромно выходим, погладив на прощание пса.

— Когда мы приедем в Дремен? — спрашивает Его Величество, прочухавшись после двух часов дремоты на сиденье «мерседеса».

— В какой еще Дремен?

— Разве ты не говорил, что мы поедем в Дремен?

— В Бремен, двоечник несчастный!

Бык-производитель разминает затекшую спину, так что тяжелую машину заносит.

— Дремен или Бремен — это идентично одинаково, — уверяет знаток дамских душ и словесности. — Ты же не станешь читать мне нравоучения из-за того, что я перепутал буквы в одинаковых словах. Не надувай щеки, как учитель грамматики. Что ты все выдрючиваешься, Сан-А? С таким низким уровнем культуры, как у тебя, тебе следовало бы ее котировать на бирже. И вообще, — заключает он трагически, — я хочу есть.

Берю использует это простое словосочетание, чтобы выразить беспредельную тоску своих изголодавшихся внутренностей.

— Я хочу есть, — повторяет он, чтобы усилить звучание.

Некоторое время мы едем молча. Шоссе впереди петляет под дождем. Я то и дело обгоняю медленно ползущие машины.

— Ты заметил, — меняет тему Берю, — что здесь так же много немецких машин, как и в других странах?

— Может быть, потому, что мы в Германии? — намекаю я.

— Да-а, наверное… — соглашается он. — Немцы в большинстве своем ездят как кретины!

Ковыряясь в мыслях, как в каше, он задумчиво продолжает:

— Смотришь, как они вежливо уступают дорогу всем и каждому, и не можешь себе представить, что это те же, что и в оккупацию, те, что устроили гетто в Варшаве, те, что выхватывали младенцев у матерей. Трудно в это поверить, но они те же самые. Но если вдруг явится еще один бесноватый с усиками, увидишь, как они тут же гусиным шагом попрутся давить других. Это люди, к которым у меня уже никогда не будет доверия. Кровь у них та же, и все! Как ты думаешь?

— Я слушаю тебя.

— А я не только хочу жрать, но опять испытываю тяжкие муки. Думаю, это от тряски в машине. Может, полечиться бромом?

— Вообще-то, пора уж что-то предпринять, друг мой. Если и дальше так пойдет, то ты скоро начнешь насиловать легавых на перекрестках…

— Не говори мне о насилии. От одного только слова мороз по коже дерет! Поговорим лучше о работе: что ты рассчитываешь найти в Бремене?

— Господина из Бремена, о котором говорила твоя последняя подружка.

— А он большой, этот город?

— Не меньше полумиллиона жителей.

Он смотрит на меня презрительным взглядом.

— И это все, что у тебя есть в качестве приметы? Парень, которого зовут «господин из Бремена»?

— Нужно довольствоваться тем, что есть, мальчик мой.

— Негусто!

— Будем работать с этим…

Берю выбирает волосок в носу потолще и резким движением вырывает его с корнем. Он рассматривает его при свете дня, а затем деликатно прилепляет к ветровому стеклу снаружи. Волосок пляшет в потоках встречного воздуха.

— Благодарность компании «Хертц», — говорю я.

— Что?

— Дар в виде бесценного волоска из носа Берю еще больше укрепит престиж этого знаменитого агентства по прокату машин. Его прикрепят навсегда с помощью присоски, а на приборный щиток привинтят медную табличку с надписью о происхождении дара. Так что будущие клиенты компании, которые возьмут напрокат этот «мерседес», будут ехать со скоростью сто пятьдесят в час, зная, что они едут как бы за тобой. Таким образом родится культ твоего волоса, хотя это всего лишь волосок из твоего носа!

— В настоящий момент я мучаюсь вопросом, иссяк ли твой ум после такого крутого прикола? — вздыхает мой чувствительный друг.

— А что мне делать со всем моим умом, как ты выражаешься? Я ведь прекрасно функционирую, опираясь единственно на те интересы, которые мне служат. Так что не будем расточать свой капитал…

По обе стороны дороги появились дома.

Указательный щит с надписью «Бремен». Александр-Бенуа тычет в него пальцем.

— Окраина Бремена, что ли? — высказывает он смелое предположение.

В портовом ресторане я осторожно пробую поданную мне форель под голубым соусом. Мой друг, обладающий несколько более внушительным аппетитом, заказал себе такую гору капусты, что скрылся за ней практически полностью. Но жадность, с которой он потребляет продукт, настолько велика, что вскоре я вновь вижу его бычий лоб элитного производителя. Затем глаза, слезящиеся от счастья… Его римский нос… И наконец, рот, чья фантастическая работа открывает мне общий вид его хозяина.

Ему остается сжевать лишь десяток сосисок, килограмма полтора копченой ветчины и свиную ножку, когда он вдруг решает спросить:

— Теперь, когда мы прибыли, пошепчи-ка мне немного о том, что, почему да как. С тех пор как мы практикуем вместе, я тебя знаю, парень. Ты бы не приехал сюда, если бы у тебя не было информации высшего сорта. «Господин из Бремена», по-моему, слишком мало, чтобы тебя приподнять…

Молодец мужик! Когда Берю до одури хочется жрать, начинает собираться в кучку его серое вещество. Нужно почаще морить моего друга голодом, тогда он созреет до быстрого повышения по службе.

— Единственный источник информации — моя дедукция, брат!

Он наливает почти полный стакан рейнского вина и опрокидывает его себе в глотку выверенным движением.

— Ты, если не хочешь, чтобы вздулись ноги от беготни, сделай им горчичную ванну, понял? Это усиливает циркуляцию крови.

— Силишься произнести умную фразу?

— Не хочу бить ноги просто так…

Однако, вновь энергично вгрызаясь в капусту, он успокаивается и бормочет:

— Ладно, ты, как всегда, впереди, а я уж за тобой!

— Как ты считаешь, почему отравили Карла Штайгера?

— Ну, потому что он шантажировал других?

— А почему он их шантажировал?