Чарлз Тодд - Испытание воли

Все было не совсем так, как рассказывал Мейверс, но Ратлиджу показалось, что версия Ройстона ближе к истине.

На лицо Ройстона мало-помалу возвращался румянец. Вместе с тем он все больше ужасался злобе и мстительности Мейверса.

— Поверьте, никогда еще я так не радовался, как когда развенчал его надежды! Я не люблю никому причинять боль, но сейчас получил настоящее удовольствие… Только я не понимал, что поднял настоящую бурю… Господи! Я чувствую себя… грязным, грязным!

Ратлидж резко оборвал его:

— Не будьте дураком! Сейчас все так ошеломлены, что не думают, как и почему все началось. Вот и оставьте все как есть. Пусть винят Мейверса. Не вздумайте добровольно делаться козлом отпущения! Погубите себя ни за что. Тяга к саморазрушению отличает только последних идиотов!

Ройстон задумчиво кивнул, развернулся и зашагал прочь. Остальные тоже расходились по двое-трое, неловко втянув головы в плечи. Все спешили по домам. На крыльце остался один Карфилд; пастырь уныло смотрел вслед своей пастве.

Он не вышел вперед, исполненный праведного гнева, не стал опровергать слова Мейверса и защищать своих прихожан. Он стоял поодаль, упустив возможность, какая дается раз в жизни, — сыграть великую роль спасителя и героя. Нет, он струсил и предпочел бежать, а не драться… Предпочел ретироваться, не желая вступить в бой с силами тьмы, принявшими образ жилистого тщедушного забияки с янтарными козлиными глазами.

Мейверс назвал его фигляром и шарлатаном.

Вдруг священник заметил, что за ним наблюдает Ратлидж. Круто развернувшись, он скрылся в церкви, тихо, но плотно закрыв за собой дверь.

Ратлидж медленно вышел со двора. Последние прихожане спешили по домам. К тому времени, как он добрался до Хай-стрит, улица была пуста.

Ближе к вечеру доктор Уоррен разрешил ему навестить Дэниела Хикема. Ратлидж остановился на пороге, глядя на лежащего в постели человека — тощего, небритого, но чистого и тихого. Хикем напомнил Ратлиджу фигуру, вырезанную на надгробии Холдейнов.

Услышав шаги, Хикем приоткрыл глаза и нахмурился, понимая, что рядом с ним кто-то есть. Запрокинув голову, он увидел Ратлиджа и нахмурился еще больше. За его насупленностью крылась тревога.

Доктор Уоррен, выглянув из-за плеча Ратлиджа, отрывисто спросил:

— Ну, Дэниел, как вы себя чувствуете?

Взгляд Хикема медленно переместился на Уоррена, а потом вернулся к Ратлиджу. Он хрипло спросил:

— Вы кто такой?

— Я Ратлидж. Инспектор Ратлидж из Скотленд-Ярда. Помните, зачем я приехал?

Уоррен всполошился и зашептал:

— Бога ради, успокойте его, объясните, что он ничего плохого не сделал, что вам от него нужны только сведения!

— Где я? — спросил Хикем. — Во Франции? В Хэмпшире? В госпитале? — Он обвел комнату испуганным взглядом.

Надежды Ратлиджа стремительно таяли.

— Вы в Аппер-Стритеме, в доме доктора Уоррена. Вам стало плохо… Недавно кто-то застрелил полковника Харриса. Полковник умер, понимаете? Сейчас мы опрашиваем всех, кто видел его утром в понедельник, когда он катался верхом.

Доктор Уоррен снова попробовал его перебить, но на сей раз Ратлидж жестом заставил его замолчать.

— Умер? — Хикем закрыл глаза. Потом открыл и повторил: — Утром в понедельник?

— Да, совершенно верно. Утром в понедельник. Вы тогда были пьяны. Помните? И еще мучились похмельем, когда вас нашел сержант Дейвис. Вы рассказали сержанту, что видели. Потом вам стало совсем худо, и мы не могли попросить вас повторить ваши показания. Нам они очень нужны. — Ратлидж старался говорить ровно и уверенно, как будто допрашивал раненого солдата, что тот видел, когда переходил линию фронта.

Хикем снова закрыл глаза и вдруг спросил:

— Полковник был на лошади?

Надежда снова затеплилась в груди Ратлиджа.

— Да, в то утро он поехал кататься верхом. — Он услышал в голове эхо слов, произнесенных Леттис Вуд, но велел себе не отвлекаться от Хикема.

— На лошади… — Хикем покачал головой. — Не помню никакого утра понедельника.

— Вот видите! — тихо сказал Уоррен, который по-прежнему стоял за спиной у Ратлиджа. — Я же вас предупреждал.

— Но полковника я помню. На лошади. В переулке, недалеко от дома Джорджины. Неужели… это было в понедельник? — Хриплый голос зазвучал чуть увереннее.

— А вы расскажите все, что помните. Я сам решу, что важно, а что нет.

Веки снова закрылись, как будто были слишком тяжелыми.

— Полковник заезжал к Джорджи…

— Он в забытьи, — сказал Уоррен. — Оставьте его в покое!

— Нет, он прав. Полковник действительно был у дома Джорджины Грейсон! — одними губами ответил Ратлидж. — Не мешайте!

Хикем продолжал:

— Кто-то окликнул полковника… Другой офицер. — Он покачал головой. — Я не знаю, как его зовут. Он… был не из наших. Кажется… какой-то капитан. Капитан окликнул полковника Харриса, и Харрис остановился. Харрис сидел в седле, а капитан стоял у стремени.

Хикем замолчал; тишину нарушало только его хриплое дыхание.

— Враг перешел в наступление по всему фронту… Я слышал пушки, они гремели у меня в голове… но в переулке было тихо, — снова заговорил он. — Я прислушивался, но не мог услышать, о чем они говорили. Лица у обоих были злые, и разговаривали они злобно. Сжали кулаки. Полковник наклонился, капитан смотрел на него снизу вверх. Я испугался, что они меня увидят и прогонят. — Хикем все больше волновался; он сбросил простыню. — Они очень сердились! А о чем они говорили, я не слышал. — Он все больше возбуждался и повторял: — Пушки… я не слышал… не слышал… не слышал!

Уоррен цокнул языком:

— Лежите тихо, приятель, все кончено, теперь вам нечего бояться!

Хриплый, неуверенный голос умолк. Потом Хикем сказал так тихо, что Ратлиджу пришлось наклониться к самой кровати, чтобы расслышать его, а Уоррен приставил согнутую ладонь к левому уху.

— «Я не сдамся… не уступлю…» — Ратлидж узнал эти слова. Хикем повторял их ему в темноте на Хай-стрит в ту ночь, когда инспектор дал ему достаточно денег, чтобы покончить с собой. — «Не будьте… дураком… нравится вам это или нет… смиритесь с этим».

— С чем смиритесь? — спросил Ратлидж.

Хикем не отвечал. Ратлидж ждал. Медленно тянулись минуты.

Наконец доктор Уоррен тронул Ратлиджа за плечо.

Ратлидж кивнул и приготовился уходить.

Он вышел за порог и взялся за дверь, готовясь ее закрыть. Вдруг он понял, что губы Хикема снова шевелятся.

Прерывистый голос что-то говорил. Ратлидж в два шага оказался у кровати больного и приложил ухо почти к самым губам Хикема.

— Не война… дело было не в войне! — с некоторым изумлением произнес Хикем.

— А в чем? В чем у них было дело?

Хикем снова замолчал. Вдруг он широко раскрыл глаза и посмотрел на Ратлиджа в упор.