В. ван Эмландт - Коварный лед

Ван Хаутем терпеливо ждал, а швед, жестом попросив разрешения закурить, задумчиво выпустил несколько клубов дыма. Наконец Фрюкберг, кажется, решился. Он облокотился на стол и наклонился к собеседнику.

— История довольно необычная, — со смущенной улыбкой начал он. — Настолько необычная, что я заранее уверен, вы ей не поверите. Надеюсь, вы позволите мне сделать маленькое, но необходимое вступление. Видите ли, в течение ряда лет у меня была привычка завтракать в двенадцать часов в ресторане «Порт ван Клеве». Я там уже постоянный клиент, и кельнер, как правило, оставляет для меня отдельный столик. Только иногда, когда уж очень много народу, ко мне подсаживаются другие. Ну вы знаете, как это бывает. Слово за слово, завязывается разговор. Пустой, поверхностный. Несколько недель тому назад ко мне, вот таким образом, подсел один француз. До этого я никогда его не видал. Какое-то время мы болтали о том о сем, потом он представился: Арман Кергадек. На следующий день он опять подсел ко мне, уже как бы по привычке. Видимо, с определенной целью. Он тут же ее открыл. Его миссия в Амстердаме закончена, и дела вынуждают его в тот же день вернуться в Париж. Зная, что я постоянно живу в Амстердаме, он хотел бы попросить меня об одном одолжении. Первого декабря проездом в Копенгаген он будет в Амстердаме и был бы мне весьма благодарен, если бы я согласился принять от него небольшой пакетик, предназначенный для его друга, некоего Джека Макдоналда, который должен прибыть в Амстердам примерно второго декабря пароходом из Западной Африки. Отправлять пакет почтой рискованно, потому что его содержимое адресату очень дорого и важно. Надежнее всего передать пакет из рук в руки, и он надеется, что, несмотря на наше столь непродолжительное знакомство, я окажу ему эту услугу. Делать мне ничего не надо, Макдоналд сам найдет меня в моей конторе или дома. Если я согласен и дам свой адрес, Кергадек по телеграфу известит своего друга о нашей договоренности.

Некоторое время Фрюкберг с печальной улыбкой смотрел перед собой.

— Что делать в подобном случае? Даже если ты и против деловых отношений с совершенно незнакомыми людьми, без риска прослыть невежливым в такой просьбе очень трудно отказать. И вот я дал ему свои адреса на Ниувезейдс Форбюрхвал и на Регюлирсграхт и обещал содействие. Теперь, после всего, что случилось, я, конечно, жалею, что впутался в это дело. Только что, при обыске, ваши люди отобрали у меня мои вещи. Среди них вы найдете записную книжку, а в ней, под первым декабря, пометку: «Пакет от Кергадека для Макдоналда!» Благодаря этому я не забыл своего обещания незнакомцу, но личные обстоятельства вынудили меня первого декабря неожиданно покинуть комнату у Фидлера и искать приюта в другом месте. В этот день я не смог в обычное время позавтракать в «Порт ван Клеве» и даже побывать в своей конторе. После некоторых поисков я нашел номер в гостинице «Гронинген» на улице Принс Хендриккаде и имел там деловые встречи, которые задержали меня дольше, чем я рассчитывал. А обещание, данное Кергадеку, совсем вылетело из головы. Целый день я был занят по горло и только к вечеру, около шести часов, выбрал время послать несколько телеграмм. Выходя из почтамта, я лицом к лицу столкнулся с французом, и тут мне как в голову ударило: ведь я его подвел!

Покачивая головой, швед несколько раз осторожно затянулся.

— Я смутился, ожидая заслуженных упреков. Но Кергадек сердечно приветствовал меня. В полдень он приходил в «Порт ван Клеве», но во время ленча не видел меня. Тогда он наведался в мою контору, но дверь оказалась заперта. У него еще были дела в городе, и он не смог сам зайти на Регюлирсграхт, но один его знакомый обещал передать пакет в пансион Фидлера. Сейчас пакет ждет меня дома, а третьего декабря — то есть завтра — за ним зайдет Макдоналд. Как удачно, что он встретил меня на почте, ведь его уже ждет такси, чтобы ехать в аэропорт. Он еще раз крепко пожал мне руку и вскочил в машину. Мне сразу стало легче, однако случившееся повергло меня в полное замешательство, и я не мог сразу придумать, как же теперь получить этот несчастный пакет.

Фрюкберг, казалось, опять погрузился в воспоминания, а Ван Хаутем заметил:

— Вы, конечно, позвонили Фидлеру, чтобы узнать, не прибыл ли на ваше имя пакет?

— Нет, не звонил! Хладнокровный в делах, я в мелочах личного характера довольно щепетилен. Я покинул дом Фидлера поспешно, ни свет ни заря, и в оправдание своей спешки сказал, что немедленно вылетаю в Швецию. Мне было стыдно в тот же день к вечеру явиться к нему опять, сознаться, что я еще не улетел, и просить передать оставленный для меня пакет. С какими глазами? Вы совершенно правы, что не верите, но дело обстояло именно так. Мне было стыдно идти, но я не мог придумать, как бы уладить все по-хорошему. Когда Кергадек узнал, что в тот день я еще не был на Регюлирсграхт, он подробно описал мне пакет. Плоская коробка из тех, в каких продают сигары по десять штук. Завернута в белую бумагу. Особо он подчеркнул, что пакет был адресован постояльцу четвертого номера. Утром я услышал от Фидлера, что Терборг давно имеет виды на мою комнату и, вероятно, захочет немедля перебраться туда из своего номера в садовой части дома. Поэтому я предположил, что пакетик Кергадека попал к Терборгу, и решил — полностью сознаю теперь, что это было невероятно глупо, — убедиться, прав ли я.

Ван Хаутем слушал с непроницаемым видом. Рассказ звучал складно и без запинок, но явно был набором измышлений, которые должны были правдоподобно объяснить невероятные события. Местами ложь выпирала так нагло, что лишь сильнейшим напряжением воли комиссару удавалось скрыть свое недоверие. Он считал, что у Фрюкберга хватит ума понять, что его рассказ не принимают за чистую монету, но по опыту знал: целесообразно дать людям высказаться, а не прерывать на полуслове их россказни и небылицы. Все свое внимание он направил на то, чтобы мысленно отмечать явные противоречия и использовать их в дальнейшем. Швед молчал, и Ван Хаутем задал наводящий вопрос:

— Вы, наверное, знали, что в подвал можно попасть через люк?

— Конечно. И еще знал, что по четвергам менеер Рулофс из соседнего номера как раз этим путем ускользал на свои ночные похождения. За пакетом должны были прийти только сегодня, и, пользуясь этой привычкой скульптора, я мог после его ухода незаметно попасть в дом и спросить у Терборга, у него ли пакет. Терборг — тип весьма своеобразный, попросту шляпа. Я был уверен, что, если ночью напасть на него врасплох, можно заставить его все рассказать, а о моем ночном визите, наоборот, никому не говорить. Далее, мне вспомнилось, что в первый четверг каждого месяца Фидлер устраивает спиритические сеансы. Значит, после десяти вечера я получал полную свободу действий, в том числе и гарантию от встречи с хозяином пансиона. Мне был известен весь распорядок дня в пансионе, и я знал, что обслуживающий персонал редко задерживается в кухне после половины одиннадцатого. Таким образом, все как будто благоприятствовало моим рискованным планам.