Николай Леонов - Вышка для бизнесмена

– Батя, можно подумать, что мы за всем не проследим, – впервые подал голос один из сыновей.

– Вот как помру, тогда и будете командовать, но не раньше. А пока я всему голова, – цыкнул на сыновей Василий Семенович.

«Да-да, – мысленно хмыкнул Гуров. – Только голова эта поворачивается туда, куда шея велит».

– Может, мне за вами машины прислать? – спросил Гордей.

– Сами доберемся, не безлошадные небось, – недовольно буркнул Василий Семенович.

Он взял графинчик и разлил всем по рюмкам.

– Ну, на посошок. Я тебя, Иван, не гоню, но ты сам человек деревенский и должен знать, что вставать нам всем с петухами.

– Да и мне дорога неблизкая предстоит, – поддержал его Гордей.

Все выпили, и Гордей начал собираться. Улучив момент, он подошел ко Льву Ивановичу и сказал:

– Гуров, я тебя прошу: проследи тут за всем.

– Не волнуйся, прослежу, – пообещал тот.

Все отправились провожать Гордея до машины, а он шел, держа свою невесту за руку, и что-то тихонько ей говорил, от чего она счастливо улыбалась.

Уже садясь в свой джип, Гордей сказал:

– Ну, так я вас послезавтра жду?

– Вот ведь человек неугомонный, – рассмеялся Василий Семенович. – Сказал же я тебе, что выедем мы еще до света, так что днем у тебя будем.

Машины уехали, и все вернулись в дом, где Задрипкин сказал:

– Ну, мать, пропили мы дочку.

– Так за хорошего человека отдаем, ей с ним тепло будет, – радостно улыбнулась Анфиса Сергеевна.

Гурову постелили в маленькой комнатке непонятного назначения на втором этаже, и он, уставший за день так, что уже и ноги не держали, спал как убитый. Поднял его петух, который драл горло на заборе, так что пробуждение ласковым назвать было нельзя. Его чистая, высушенная и выглаженная одежда уже лежала на стуле, и он с удовольствием надел свое родное, чтобы не выглядеть больше клоуном. Как оказалось, все, кроме Елены, давно уже были на работе, и только она с перевязанной коленкой хлопотала возле стола, чтобы накормить Гурова. Завтрак, как и вся остальная еда, был простым, но сытным и очень вкусным. Когда Гуров поел, Елена выдала ему чьи-то резиновые сапоги, в которых его ноги болтались, как язык в колоколе, и повела к бабушке Полине Николаевне, живущей, как оказалось, в самом центре деревни.

– Ну, говори, болезный, где болит и как болит, – потребовала она.

Гуров, как можно подробнее, рассказал ей о своих ощущениях, и она только кивала головой, а потом сказала:

– Вовремя спохватился. Помогу я тебе. Если хотя бы три месяца выдержишь, то забудешь, где у тебя что есть, а если лениться станешь, то добром для тебя это не кончится.

Взяв трехлитровую банку, она начала ссыпать туда травы из разных мешочков, пока не наполнила ее, а потом отдала Гурову и приказала:

– Тряси. – И, пока он послушно тряс банку, объяснила: – В литровом термосе будешь на ночь заваривать одну столовую ложку, а на следующий день пить в три приема за полчаса до еды. Все понял?

– Да. Спасибо, Полина Николаевна, – сказал Гуров и спросил: – Сколько я вам должен?

– А верни-ка ты мне банку, – с нехорошей ласковостью в голосе попросила она. – Я тебе туда кое-что добавлю – может, поумнеешь.

– Все понял, извините. – Он торопливо отступал в сторону двери, прижимая банку к себе.

Вернувшись в дом, Гуров застал там такие сборы, словно Елена с матерью готовились отправиться в автономное плавание как минимум на полгода. В сенях уже стояли ведра с солеными помидорами, огурцами и арбузами, квашеной капустой, мочеными яблоками, лукошко с яйцами, банки со всевозможными вареньями. В большом рогожном свертке из крапивы лежали солидные куски копченой свинины, рядом – другой сверток с копчеными курами, отдельно лежало соленое сало двух сортов: в тузлуке и сухосоленое, лежала огромная коровья нога и стояла пятидесятилитровая бутыль настоянного на травах домашнего самогона. Все остальное было закрыто и разглядеть, что внутри, не было никакой возможности, но и так понятно, что продукты там лежали наивкуснейшие, и дух в сенях стоял такой, что у Гурова тут же под ложечкой засосало, и он тоскливо сглотнул слюну – все это пробовать ему не придется.

– Как же без гостинцев-то ехать? – объяснила ему Анфиса Сергеевна. – Отец еще пару-тройку поросят забьет и пяток кур, чтоб на первое время хватило.

Делать Гурову было совершенно нечего, и он собрался было пойти во двор, чтобы помыть машину, но вовремя понял, что это будут напрасные хлопоты – ехать предстояло все по той же дороге, и он отправился гулять. Дом Задрипкиных-Ведерниковых стоял на самом краю деревни, и Лев Иванович сначала побродил по улицам, где был беспощадно облаян всеми без исключения собаками, а потом заглянул в то, что раньше называлось сельпо, а теперь гордо именовалось супермаркетом. Лениво рассматривая скудный ассортимент, он вдруг услышал разговор двух женщин.

– Да мать их за ногу. Работнички нашлись на нашу голову, – ругалась одна.

– Ты о чем это? – не поняла ее вторая.

– О придурках, которые дорогу ремонтируют. Чтоб им, паразитам, также елось и пилось, как они ее ремонтируют. Приехали утром оттуда-то и ну работать, чтоб у них руки отсохли, – бушевала она.

– Да что они натворили-то? – всполошилась вторая.

– А ту яму, что недавно щебенкой засыпали, снова раскопали. Да как, что уже совсем проехать невозможно. А я завтра поутру на базар в райцентр собиралась. Сметанку с маслом, творожок отвезти хотела. Ну, и как мне теперь туда добираться? – тоскливо спросила первая. – Пропадет же все.

– Ах они гады ползучие, – всплеснула руками вторая. – Да какому же умнику такое в голову пришло?

– Знала бы кому, ноги-руки бы ему поотрывала, – пригрозила первая.

– А может, они сегодня же ее закопают? – с надеждой спросила вторая.

– Щас. Они курят сидят. Я к ним было сунулась, совестить начала, а они сначала ржали, а потом послали меня куда подальше, – возмущалась первая.

– Так ничего и не делают? – в ужасе воскликнула вторая.

– Говорю же тебе: сидят, курят и лясы точат.

Разговор этот Гурову не понравился. Он быстро вернулся в дом, где в кухне нашел вяло переругивавшихся родителей Елены.

– Ну и зятя бог послал. Отгрохал себе хоромы, а там хоть шаром покати, – бурчал Василий Семенович.

– А потому, что хозяйки там настоящей не было, – успокаивала его Анфиса Сергеевна. – А вот как там Елена поселится, так дом полной чашей будет.

– Василий Семенович, у вас случайно бинокля нет? – спросил Гуров.

– Есть, – удивленно ответил тот. – Хороший, цейсовский. Его еще дед с войны привез. Зачем тебе?

– А чем мне еще заняться? Так буду окрестности разглядывать, – объяснил Гуров.

– Ну, коли делать нечего… – пожал плечами Василий Семенович, в чьем голосе явно слышалось крайнее неодобрение – да разве же может быть такое, чтобы человеку делать было нечего.