Гюннар Столесен - Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер

– Тягачи да, а контейнеры похищены.

– Надеюсь, тягачи не оставлены без присмотра?

– Они заперты в гараже «Джеронтони».

– Хорошо бы вы их осмотрели. Меня интересует, нет ли в них тайников, куда можно было бы прятать наркотики.

– Naturalmente! Но, по–моему, это нелогично. Если бы в тягачах были тайники, преступники сожгли бы тягачи!

– Возможно, вы правы. Но посмотреть все равно надо. А что касается фотографии племянницы Маргит Тартани, можете ее не присылать. Я решил сам приехать в Бриндизи и лично побеседовать с синьорой Тартани. Она все еще не знает, где сейчас находится ее племянница?

– Нет, – угрюмо буркнул Кантагалли, но тут же оживился. – Я рад, что вы решили приехать, синьор Нильсен. Вы понимаете, мне крайне неприятно по долгу службы допрашивать своих друзей. Мария наверняка не откажется побеседовать с вами. И тогда вы убедитесь, что она не имеет никакого отношения к этому преступлению. Когда вы приедете?

– Постараюсь завтра вечером. Будьте добры, закажите мне номер в «Альберго континентале».

– С удовольствием. На какой срок?

– На три–четыре дня. Дольше я вряд ли смогу пробыть у вас. – Рудольф помолчал. – Так вы распорядитесь, чтобы тягачи обследовали уже сегодня? Мне не терпится узнать результат. Я сейчас позвоню в Милан Франкоболло, расскажу ему свои предположения и попрошу его разузнать о Донати все, что возможно.

– Я все для вас сделаю, синьор Нильсен. A domani sera! [103] До завтрашнего вечера (итал.).

Через полчаса Рудольф уже беседовал с главным следователем миланской полиции, тот выслушал его, не перебивая.

– Очень интересно, – сказал он наконец. – Между прочим, я пришел к такому же выводу, и главным образом потому, что в этом замешан Донати.

– Видно, ваш Донати известная личность?

– Почему вы так решили?

– Так мне показалось. Я только что беседовал с Кантагалли из Бриндизи. Кстати, я завтра туда вылетаю. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в отеле «Альберго континентале». Я сказал Кантагалли, что собираюсь просить вас серьезно прощупать этого Донати. Кантагалли даже не спросил меня, кто это такой, из чего я заключил, что Кантагалли знает либо его, либо о нем.

– Знакомству с Донати я не завидую. – Франкоболло отрывисто засмеялся. – Счастливого путешествия!

Они попрощались.

Карстен вернулся недовольный.

– Я думал, что уже никогда не разделаюсь с этим Лауритценом! Мы с ним проговорили несколько часов, и только перед самым уходом мне удалось из него вытянуть, что в тот день, когда Свендберг должен был везти косилки, он был с похмелья и побоялся взять на себя ответственность за ценный груз. Лауритцен считает, что Свендбергу захотелось поспать и он свернул с дороги. Пока он спал, кто–то набрел на его машину и решил обчистить контейнеры. Ведь мало кто знает, что макулатуру тоже вывозят за границу. Все думают, что трейлеры везут только ценные грузы. Больше я ничего не узнал, хотя и угробил несколько часов.

В тот же понедельник без пяти пять, когда Рудольф уже собирался покинуть свой кабинет, зазвонил телефон.

– Говорит фру Шёгрен. Только что мне стало известно одно обстоятельство, которое я должна немедленно сообщить полиции. Но не по телефону!

– Где вы живете, фру Шёгрен? – спросил Рудольф, невольно вздохнув, но тут же у него на лице появилось озабоченное выражение. – Через двадцать минут буду.

Фру Шёгрен жила в том же доме, где Бранд.

И даже на том же этаже.

Рудольф доехал до Киркевейен за пятнадцать минут, поставил машину в переулке и вбежал в подъезд. Фру Шёгрен встретила его на площадке у лифта. Она была высокая и такая худая, что это ее портило. На вид ей было около пятидесяти.

– Это касается не меня, а мамы, – шепотом сказала она. – Брат привез ее ко мне всего час назад. Вот уже два года, как мы поместили отца в клинику для хроников, и с тех пор мама живет то у брата, то у меня. Только что она ездила с братом в Данию и потому не читала норвежских газет. Она не знала, что Бранд… умер.

Рудольф выразительно посмотрел на открытую дверь квартиры, но фру Шёгрен не заметила его взгляда.

– Моя мама еще очень бодрая женщина, – продолжала рассказывать фру Шёгрен, стоя на площадке. – Вернувшись домой, она первым делом захотела узнать все новости. И конечно, я рассказала ей о Бранде. «Ну и дела!» – воскликнула она. Мама всегда так выражает свое удивление. И тогда она рассказала мне…

Рудольф выжидающе смотрел на фру Шёгрен. Она как будто не знала, с чего начать.

– Сегодня я отпросилась с работы, потому что не знала точно, когда приезжает мама. Они ездили в Данию на машине…

– Я вас слушаю.

– Так вот, однажды, когда я была на работе, к нам пришел Бранд. Мама была одна. Он сказал ей, что уезжает, и попросил об одолжении: ему в наследство досталось кое–какое серебро и он боится оставлять его в пустой квартире. Поэтому он просил маму взять это серебро на хранение, пока он не вернется. Мама по своей доброте, конечно, не могла отказать. Но Бранд просил ее не говорить об этом никому, даже мне! Узнав, что Бранд умер, мама тут же вспомнила о серебре. Она бросилась в свою комнату и принесла портфель Бранда. Такой старый портфель… Перед отъездом он купил себе «дипломат»… Портфель заперт. Я положила его на стол в гостиной. Пожалуйста, простите мою маму!

Через пять минут Рудольф по требованию старой дамы написал ей расписку в получении портфеля Бранда.

Через семнадцать минут он был уже в кабинете Албректсена.

Под нетерпеливыми взглядами Албректсена, Карстена, Роботтена, Орвика, Харалдсена и других Рудольф вскрыл портфель.

Серебро оказалось героином!

Поздно вечером Ларсвеен, начальник отдела наркотиков, позвонил Рудольфу домой.

– Анализ показал, что это чистый героин. Один килограмм восемьсот пятьдесят граммов!

32

На другой вечер Кантагалли встретил Рудольфа на аэродроме. Рудольф впервые увидел его в штатском. На нем были светло–серые брюки, розовая рубашка с расстегнутой верхней пуговкой и новые сандалии, надетые прямо на босу ногу. По сравнению с загорелым лицом и смуглой волосатой грудью ноги казались неестественно белыми.

– Рад вас видеть, синьор Нильсен! – с такой горячностью воскликнул Кантагалли, что Рудольф испугался, как бы он не бросился его обнимать.

Но Кантагалли лишь схватил руку Рудольфа и выразительно ее пожал.

– Прекрасные новости! – Он так и сиял. – Однако… – он огляделся по сторонам, – не здесь и не сейчас! Я позволил себе заказать нам ужин, который подадут в ваш номер. Вы, конечно, понимаете, что предварительно я тщательно осмотрел весь номер. Не хочу, чтобы наш разговор был записан какой–нибудь подслушивающей аппаратурой. Излишняя осторожность никогда не вредит.