Богомил Райнов - Бразильская мелодия

— Мы слушали заграницу, — выдавил наконец Моньо. — Монте—Карло, Люксембург или что—то в этом роде.

— Неправда, — спокойно парирую я, — и притом непростительно глупая для будущего юриста. Вы забываете, что приемник, кроме ва, слышал и ваш сосед.

Моньо понимает, что поскользнулся.

— Извините, — говорит он, — но в голове у меня все перепуталось.

— Допустим. Соберитесь с мыслями, я подожду. Только помните, что с этой минуты вы несете ответственность за свои показания. Не знаю, поняли вы или нет, что речь идет об убийстве.

— Кажется, последний бюллетень, который я слышал, был где—то в половине одиннадцатого…

— Кажется или уверены?

Скорее уверен. Во всяком случае, двенадцатичасовой выпуск новостей я уже не слышал. Последнее, что я припоминаю, была передача о джазе… Помню, я тогда сказал Спасу, что тот, кто любит болтать о джазе, обычно понятия о нем не имеет.

— А когда и почему вы перешли с магнитофона на радио?

— Кажется, мы включили радио часов в восемь. Не могу вспомнить почему, но вроде Спасу захотелось послушать новости.

— А потом?

— А потом оставили радио, пусть себе играет. Вообще забыли о нем.

— Хорошо. Больше не буду вас задерживать. Наверное, вам надо заниматься… Вы, если не ошибаюсь, уже прослушали весь курс лекций?

— Да, лекции давно позади, — бормочет Моньо. — Плохо другое — с экзаменами не ладится…

— Вот как? — спрашиваю с состраданием. — Так пить, и вдруг не ладится…

— Это к делу не относится, — вдруг обрывает меня юноша.

— Извините за отклонение, — отвечаю я, вставая. — Но вот смотрю, как вы живете…

— Благодарю за сочувствие. Только, знаете ли, ненавижу, когда мне дают советы. — Моньо смотрит на меня своими светлыми глазами, которые вдруг становятся холодными и неприязненными, и поясняет: — Всегда будь против того, что тебе навязывают другие, и ты никогда не ошибешься. Это мой принцип. Другие думают о своих собственных интересах, а не о твоих.

— А вы не предполагаете, что интересы людей иногда могут совпадать?

— Если совпадают, тогда другое дело, — отвечает Моньо, смягчаясь.

— Суть в том, что это за совпадение. Смотрите, как бы ваши интересы не совпали с интересами преступников и людей вообще грязных.

— Я не преступник!

— Допустим. Иначе я бы не вел этого разговора. Но вопрос не только в том, какой вы сегодня, но и в том, каким будете завтра. Людям свойственно развиваться. Одни идут вперед, другие деградируют…

— Очень интересно! — Моньо пытается напустить на себя развязность.

— Вы не можете всю жизнь оставаться в таком состоянии… Пить и слушать бразильские мелодии… Или вы сам выберетесь отсюда и найдете свое место в жизни, или вас вышвырнут как паразита. Невозможно быть вечным студентом.

— Это мои проблемы, — пытается сопротивляться молодой человек.

— Пока да. Но скоро они могут оказаться не только вашими. Пользуйтесь, пока она у вас есть, возможностью самому принять решение. Это будет и достойнее и благороднее. В противном случае решение примут за вас.

Последние слова звучат более угрожающе, чем хотелось бы.

Моньо смотрит на меня хмуро и озадаченно, соображая, что ответить, но мне его немедленный ответ не нужен. Я киваю ему на прощание и выхожу из комнаты.

На улице уже смеркается, когда я покидаю этот дом, покидаю, обогащенный дополнительными сведениями, полученными в двух—трех соседних квартирах. Рабочий день не кончен, и у меня назначена еще одна встреча. Сажусь на троллейбус и еду к новым домам квартала «Изток».

Помещение, в котором я оказываюсь, приятно контрастирует с жилищем Моньо. Просторная студия, застланная бежевым ковром, красивая мебель, светлые стены с изящными светильниками, две зеленоватых тонов картины, о которых в силу своей неосведомленности говорить не стану, и широкий стол в углу, заваленный чертежами. Хозяин всего этого — Марин Манев, 35–летний архитектор, неженатый и несудимый. Он дома. Тут и Дора Денева, 24–летняя студентка, представленная мне как невеста Манева.

Хозяин предлагает мне стул, садится на диване рядом с Дорой и, поскольку он уже имеет представление о моей профессии, смотрит на меня вопросительно.

— Неплохо вы здесь устроились, — замечаю я добродушно, не обращая внимания на молчаливый вопрос хозяина.

— В общем, да, — говорит он, понимая что разговор не обойдется без вступления. — Я против разделения квартиры на множество комнат. Люди часто мечтают о нескольких комнатах, в сущности, не зная, что сними делать. Ведь обычно человек проводит время в одной и той же комнате, поэтому важно, чтобы она была достаточно просторной и уютной.

— Совершенно верно, — соглашаюсь я. — Но когда пойдут дети, картина меняется…

— Здесь есть и другие помещения, — вставляет Дора. — И если вам нужно поговорить с глазу на глаз, я могу выйти.

Она, видимо, по—своему истолковала направление разговора, но в то же время у нее нет большого желания оставлять нас одних.

— Не беспокойтесь. Речь пойдет о некоторых самых банальных сведениях.

Вслед за этим я коротко излагаю причину своего визита. Манев слушает меня, нахмурив брови, в чем нет, на мой взгляд, надобности, ибо его красивое лицо и без того имеет несколько мрачное выражение, быть может, приобретенное в результате продолжительного и сосредоточенного изучения чертежей. Он высок и строен, а его уверенные, энергичные жесты слегка контрастируют с тихим, чуть глуховатым голосом. Лицо Доры также не исполнено благодушия. Какая—то неуловимая тень лежит на этом приятном лице, какая—то отчужденность притаилась в темных глазах и в легкой морщинке у губ.

— Откровенно говоря, поведение Филипа в ресторане меня удивляет, — отвечает Манев, когда я задаю первый вопрос. — Мой брат не безгрешен, но скандалистом он никогда не был.

— Я бы попросил вас забыть о том, что Филип ваш брат.

— Именно это я и делаю, — отвечает немного раздраженно, но не повышая голоса, Марин. — Филип принадлежит к людям, которые прежде всего стараются вести себя корректно, беспокоятся о своих манерах.

Хозяин смотрит на Дору, словно ожидая поддержки со стороны невесты, но она продолжает сидеть с безучастным лицом. Дора делает вид, что разговор ее не касается, но эта маска плохо скрывает ее напряженность.

— Ваши слова звучат несколько двусмысленно, — говорю я. — Можно подумать, что Филип из тех, кого больше волнует форма поведения, чем суть самих поступков.

Манев не отвечает, из чего я заключаю, что попал в точку.

— Вообще, на основании тех беглых сведений, которыми я располагаю, складывается впечатление, что ваш брат ведет жизнь не слишком примерную.

— У каждого своя драма, — уклончиво замечает Манев.

— Конечно, мечтаешь об одном, получается другое. Но это общее рассуждение. А мня интересуют вещи конкретные. Ваш брат, если не ошибаюсь, раньше жил вместе с вами?