Богомил Райнов - Бразильская мелодия

Хозяин кивает.

— И почему вы расстались?

— Да так… мелкое недоразумение. Говоря откровенно, главная причина в том, что Дора стала жить у меня. Квартира, если вы заметили, не более, чем на двоих.

Он снова смотрит на невесту, как бы ожидая поддержки, но она продолжает молчать.

— Ясно… Недавно вы обратились с жалобой на угон машины, а через два дня взяли заявление назад. Был ли ваш брат связан с этой историей?

— Не допускаю, — почти уверенно отвечает Манев, — Просто через два дня машина оказалась на том же месте, откуда она исчезла. Вероятно, ею временно решили попользоваться какие—то юнцы…

И он снова уставился в пространство.

— В таком случае мне ничего не остается, как поблагодарить вас за беседу, — заключаю я, подымаясь со стула. Хозяин тоже встает и смотрит на меня, как бы желая сказать: «Не думаешь ли ты, что я стану чернить собственного брата?» Поднимается и Дора, освободившись наконец от своего оцепенения. — Возможно, появится необходимость повидаться еще раз, — улыбаюсь я. — Не люлю надоедать людям, но в данном случае это не моя вина.

И я бреду назад, размышляя о том, почему это с некоторыми типами допрос в строгой обстановке служебного кабинета куда более эффективен. Допустим, Марина, как брата, еще можно понять. Но эта Дора… Однако, как сказал архитектор Манев, у каждого своя драма…

— Вопреки рассуждениям о преимуществе допросов в служебной обстановке, махнув рукой на свое прозвище «инкассатор» (так коллеги нарекли меня из—за моих вечных странствий по городу), на следующее утро я снова покидаю кабинет. Я убежден, что у «инкассаторства» есть свои плюсы, которые перевешивают расходы на починку подметок. Ведь в пути получаешь не только некоторые сведения, но и массу впечатлений, я уж не говорю о пользе чистого воздуха. Лиза Тенева. Простите, не Тенева, а Стефанова — и, судя по ее виду, скоро в этом доме будет новорожденный.

Привычным жестом показываю свое удостоверение, дверь приоткрывается — ровно настолько, чтобы я смог войти.

— Извините, я прибираю, — говорит Лиза, на ходу снимая фартук и прислоняя к стене метелку.

Хозяйка приглашает меня в гостиную. Я сажусь и прошу разрешения закурить.

— Если у вас нет воли бросить, курите, — пожимает плечами Лиза. — Мой муж тоже курил, но я заставила его отказаться от этой дурной привычки, и вы не представляете, как он теперь хорошо себя чувствует.

— Завидую ему, — отвечаю я и закуриваю. — Мне нужны сведения о некоторых ваших знакомых. Точнее, о парнях из «Бразилии».

— Не говорите мне о них! Я их уже забыла, — отвечает Лиза.

— И Моньо тоже?

— Моньо самого первого. Хотя, может, он из всей компании самый совестливый. Но какое безволие, бог мой!

— Не бросил курить, так, что ли?

— Курить? — Она посмотрела презрительно и скрестила руки на груди. — Дело не в табаке, а в его будущем. Не удивлюсь, если он сопьется окончательно.

— Он близок к этому. Но вы только что заметили, что из всей компании Моньо самый порядочный…

— Да, потому что он не развращенный. Филип и Спас не пьют, зато испорчены вконец.

— А Магда?

— Магда тоже испорчена, как и они. Если Филип прикажет ей идти с первым встречным, она пойдет, не задумываясь.

— А вторая? Дора?

— Изображает жертву. Сами влипнут в грязь, а потом строят из себя униженных и оскорбленных…

— Ясно, — киваю я. — А что еще?

— А остальное все то же: шатания, безделье и бесконечные разговоры. Особенно этот, наш философ — Моньо. Обожает тянуть резину: «Жизнь — это бессмыслица…», «Развитие — это движение к самоубийству…» — Лиза произносит эти высокопарные фразы, стараясь подражать Моньо.

«Тогда и кончай жизнь самоубийством, — сказала я ему, — а меня оставь в покое, дурак ты этакий». Точно так ему и сказала. И больше не переступила порог «Бразилии». И должна сообщить, что всю эту компанию забыла начисто.

— Верю вам. И просто сожалею, что заставляю вас снова вспоминать об этих вещах, но другого выхода у меня нет. А что это за история с Асеновым?

— Глупая. Как все их истории. Филипу захотелось выдать Магду за Асенова. «Я, — говорит, — устрою твою жизнь. А когда уедешь в Мюнхен, не забудь пригласить в гости…»

— Прямо так и говорил?

— Нет, прямо так не говорил, но это подразумевалось. Филип не из тех, кто объясняется прямо в лоб, открыто.

— А потом?

— Вот что потом, не знаю. Как раз тогда я и поругалась с Моньо, и больше ноги моей не было в «Бразилии».

— И правильно сделали. Хотя кофе там превосходный.

— А я—то какова! Даже кофе не предложу! — восклицает Лиза, она, вероятно, принимает мои слова за намек.

— Нет, спасибо. Если разрешите, я пойду.

Хозяйка провожает меня к выходу. Миловидная женщина, с прирожденным даром хозяйки, матери и домашнего командира. Странно, как она могла попасть в эту компанию бездельников. Скорее всего, в поисках мужа.

— Зайдете еще? — осторожно спрашивает Лиза.

— Не думаю. Зачем?

— Нет, я не против, но сами понимаете, мне бы не хотелось вести такие разговоры при муже.

— Не тревожьтесь. И смотрите, как бы он не закурил снова.

— Ну, уж об этом не беспокойтесь, — самодовольно улыбается Лиза.

Место следующего визита — мансарда. Если я говорю «мансарда», не торопитесь представить себе комнатушку с подслеповатыми окнами и паутиной по углам. Возможно, когда—то этот чердак имел подобный вид. Но это было давным—давно. Теперь передо мной — просторное помещение, с гладко оштукатуренными, покрытыми свежей краской стенами, с натертым до блеска полом и широким окном, со старинной добротной мебелью и веселыми занавесками. Одну стену почти целиком застилает нежная зелень вьющегося растения.

Меня встречает низенький старичок, подвижный и жилистый.

— Славно вы тут устроились, — произношу одну из дежурных фраз, располагаясь в предложенном мне кресле.

Настоящее наслаждение — эти кресла! чувствуешь, как оно поглощает твою усталость, ты расслабляешься, и приходится крепко напрягать свои волевые центры, чтобы побороть дрему. Чудесное сооружение! Такие умели делать только в старину.

— Да, у вас уютненько, — повторяю банальность в новом варианте.

— А что еще остается старому человеку, как не заботиться о своем гнезде, — отвечает Личев, скорее обеспокоенный, чем обрадованный моими похвалами.

Хозяин, похоже, принадлежит к людям, которые, коль ты их похвалишь, сразу считают, что ты непременно собираешься подложить им свинью. Закуриваю. Старичок тут же встает, подает мне пепельницу и щелкает каким—то выключателем. Раздается мягкий звон, и, к моему удивлению, дым от сигареты плывет к стене и исчезает в небольшом отверстии, которое только теперь я замечаю.