Хокан Нессер - Человек без собаки

И поняла все.

Он прокашлялся:

— Кристина Германссон… Ваш муж вчера был найден мертвым в своем доме на Муссеронвеген в Старом Эншеде. Вы задержаны по подозрению в убийстве.

Она закрыла глаза. Потом посмотрела на него и тихо сказала:

— Я понимаю… Да, вы совершенно правы… Мне очень жаль, что я была вынуждена вам лгать.

— Теперь это неважно… — так же тихо сказал инспектор Гуннар Барбаротти.

Эбба Германссон Грундт внимательно посмотрела сначала на мужа, потом на сына:

— Мне кажется, я кое-что поняла за последние дни.

— Было нелегко, — сказал Лейф Грундт. — Нам всем было нелегко.

— Я поняла, что мы должны считать Хенрика погибшим. — Эбба словно бы и не слышала его замечания. — Он погиб. Мы не сможем жить дальше, если будем воображать что-то иное.

— Я тоже так считаю. Думаю, ты совершенно права.

— И я, — сказал Кристофер.

Эбба обхватила ладонями чашку и некоторое время наблюдала за мужем и сыном.

— Это был жуткий год… но с сегодняшнего дня мы попытаемся… мы сохраним память о Хенрике.

— Это правильно, — сказал Лейф Грундт, — а ты как считаешь, Кристофер?

— Правильно… — эхом отозвался Кристофер и откинул челку, чтобы видеть сразу и мать, и отца.

— На том и порешили. — Эбба вздохнула. — Тебе надо постричься, Кристофер. Как твоя практика в Упсале?

Кристофер покосился на отца:

— Спасибо, хорошо. Но дома лучше.

— Я тоже так считаю. Попробуем смотреть вперед, а не назад.

— Не повредит, — сказал Лейф Грундт.

— Мог бы рассказать и поподробней, — сказала Эва Бакман.

— Мог бы… но я не спал больше суток, так что, если ты не против…

— Значит, нож…

— Нож. Девять ножевых ранений в спину, шесть последних были не нужны — он уже умер.

— И она сразу призналась?

— Даже просить не пришлось.

— А он?..

— Убил Хенрика Грундта.

— Она сказала почему?

— Мне надо над этим подумать.

— Что?!

— Я сказал, мне надо над этим подумать.

— Я слышала. Что значит — подумать?

— Тут особый случай… У меня хватает доказательств по поводу обоих убийств — и Хенрика Грундта, и Якоба Вильниуса. Но есть и куча, так сказать, избыточной информации… никакой роли она не играет, так что я не знаю, стоит ли ее вообще использовать…

— Не понимаю.

— Конечно не понимаешь. Позволь мне сформулировать так: истина — переоцененный бриллиант.

— Где ты это вычитал? В каком-нибудь комиксе? Ты же больше ничего не читаешь…

— Иди к черту, Эва Бакман… что ты вечно ерничаешь? Могла бы поздравить меня с успешно завершенным следствием.

— Считай, что поздравила.

Эва Бакман повесила трубку.

Уснул он не сразу.

Ему потребовалось не больше минуты, чтобы отыскать этот самый переоцененный бриллиант.

— Неужели вы не понимаете, — спросил он, — что я не могу удовлетвориться вашим объяснением. Если у вашего мужа не было никакой причины, чтобы убить Хенрика Грундта, я обязан придерживаться версии, что убийство совершили вы. Может быть, вместе с вашим мужем. Мне нужна причина.

Она ответила не сразу:

— Я и есть причина.

В первую секунду он не понял. Но только в первую. Потом никаких сомнений не осталось.

Даже минуты не потребовалось.

— А как вы избавились от тела?

— Там был противопожарный балкон… с лестницей.

Он решил не выяснять, где они закопали убитого Хенрика. По крайней мере, пока. Это уже было не важно.

Куда важнее, как поступить с этой «избыточной» информацией, как он назвал ее в разговоре с Эвой. Кристина и Хенрик. Тетя и племянник перешли границу дозволенного. Если выражаться красиво. А если прозой — пьянство и похоть. За этим последовали смерть и разрушение… но надо ли крушить все до конца? Надо ли это знать матери Хенрика, к примеру?

Хороший вопрос… Тайна известна четверым — ему, Кристине, Кристоферу Грундту и его отцу. Зачем посвящать остальных? Чтобы причинить боль?

А как же с истиной? Нет, ему не хотелось выволакивать наружу всю истину. И сейчас, лежа в мягкой гостиничной кровати, с задернутыми гардинами и ощущением решенной задачи, он решил задать этот вопрос Богу.

Но не успел. Баланс очков остался прежним — сон подкрался на мягких лапах и навалился на него, как огромный и ласковый плюшевый мишка.

Розмари Вундерлих Германссон сидела в баре в аэропорту Малаги.

Прошло уже два часа, как приземлился самолет, на котором должны были прилететь Кристина с Кельвином. Она выпила три бокала сладкого вина и потеряла счет телефонным звонкам — пыталась выяснить, что же случилось. Совершенно непостижимо. Избалованная девчонка — могла бы позвонить и сказать, что прилетит следующим рейсом. Или на следующий день. Не так уж много от нее и требовалось.

Сначала позвонила и с бухты-барахты ошарашила — я ушла от мужа и лечу к вам.

И не прилетела. Передумала, должно быть. Вернулась к своему Якобу — и начисто забыла, что мать ждет и волнуется.

Она могла бы попытаться получить информацию у кого-нибудь из персонала — списки пассажиров и все такое прочее… но ее английский настолько плох, что вряд ли из этого что-то получится. К тому же… а вдруг она каким-то образом подведет Кристину? Дочь… обещала и не приехала… они наверняка подумают, что кто-то из них сошел с ума. Розмари устала от событий. Она хотела только покоя.

Следующий самолет из Стокгольма приземлится через полтора часа, она уже проверила. Через Копенгаген… какая разница? Все равно Карл-Эрик играет в свой гольф, а до их поселка добираться почти час на такси, так что лучше подождать… Тем более что Кристина не может звонить с борта самолета.

Ушла и ушла… Она всегда недолюбливала зятя. Что-то в нем было ненадежное. Когда Кристина повесила трубку, Розмари была почти счастлива — от мысли, что рядом с ней будут дочь и внук.

Розмари Вундерлих Германссон глубоко вздохнула и попросила принести еще бокал вина. Хотя она знала еще очень мало слов, ей нравилось говорить по-испански. Красивый язык.

Китцбюэль — лыжный курорт в Австрии. — Здесь и далее примеч. переводчика.

«Афтонбладет», «Экспрессен» — крупнейшие вечерние газеты, для шведов синоним так называемой желтой прессы.

Глёгг — традиционный шведский рождественский напиток, подогретое красное вино с корицей, гвоздикой и другими пряностями; глинтвейн.

Вупперталь — город в Германии (Северный Рейн-Вестфалия).

«Кооп» — сеть продовольственных супермаркетов.

Shit happens (англ.) — всякое бывает (идиома).

Holy cow ( англ .) — букв. «священная корова». В Америке употребляется как возглас удивления.