Хокан Нессер - Человек без собаки

Он сидел и перебирал слова своей предполагаемой речи, хотя моча уже давно перестала капать в унитаз. Потом поднялся, натянул пижамные брюки и спустил воду. Вымыл руки, глядя на себя в зеркало. Что-то с правым глазом… веко свисает чуть больше, чем обычно. Пусть на какой-то миллиметр, но явно свисает. Или ему это только кажется?

Он сполоснул глаза холодной водой и посмотрел опять. Теперь как будто все в порядке.

Конечно, показалось. Показалось, показалось.

Без пяти четыре. Он вернулся в спальню и улегся в постель рядом с женой. Батарея по-прежнему издавала змеиное шипение. Зам´ ок в Эребру стоял на своем обычном месте.

Я должен во что бы то ни стало заснуть. Впереди долгий и трудный день.

Первой объявилась делегация родственников — двоюродные брат и сестра Карла-Эрика из Гётеборга с супругами. Они оказались где-то неподалеку и решили заехать, чтобы поздравить кузена со знаменательной датой.

Двенадцать чашек кофе и полторта как не бывало. Роберт и Лейф с мальчиками еще не проснулись. Или, возможно, решили не спускаться к гостям — по вполне понятным причинам. Они сидели в кухне — нежданные родственники, оба именинника и Розмари, семь человек, не считая собаки — щенка боксера по имени Силли, который успел за короткое время напрудить под столом три лужи.

Разговор не особенно клеился и крутился в основном вокруг уехавшего в Америку дальнего родственника по имени Гунвальд, процентной ставки в банке и массы приятных новых знакомств благодаря этому непрерывно писающему щенку.

Телепрограмму «Пленники на острове Ко Фук» упомянули всего один раз, и то по ошибке. Слава богу, никто не ухватился за болезненную тему.

Без четверти десять, покончив с тортом, родня укатила в двух почти неотличимых небольших автомобилях — один цвета «белый металлик», другой цвета «чуть сероватый металлик». Перед отъездом вручили именинникам два подарка. Первый подарок представлял собой заключенное в раму 100 х 70 сантиметров произведение искусства: гобелен, изображающий морской пейзаж. Второй подарок был заключен в раму поменьше, 70 х 40 сантиметров, тоже гобелен и тоже пейзаж, но не морской, а пляжный. Художника звали Ингелунд Сегебрандт, и Розмари никак не могла взять в толк, мужчина это или женщина. Она посоветовалась с Эббой. Женщины решили, что до поры до времени лучше будет, если Розмари отнесет гобелены в гараж.

Она вышла на улицу и приподняла крышку почтового ящика — пусто. Пошел снег. Розмари почувствовала первые признаки приближающейся изжоги.

Этот день не кончится никогда, с тоской подумала она.

В одиннадцать часов явились восемь сослуживцев из школы. К этому времени Лейф присоединился к обществу, но ни Роберта, ни мальчиков не было. Кристина и Якоб тоже пока не давали о себе знать; наверное, решили воспользоваться случаем и выспаться как следует. И слава богу, и так много народу.

Среди пришедших выделялась завзятая самодеятельная актриса и учительница математики Ригмур Петрен. Она была ровесницей Розмари. Ей в свое время сделали двустороннюю мастэктомию, [31] Мастэктомия — удаление грудной железы. но она была в прекрасной форме. Двадцать пять лет назад она вела у Эббы математику, а один семестр даже физику. Она сочинила в честь именинников величальную балладу.

В балладе было двадцать четыре строфы, и, пока Ригмур торжественно их исполняла, Розмари думала о своем. Для начала она представила себе жизнь как марафонский забег под дождем и в темноте. Признав это сравнение интересным, она попыталась понять, что случилось с лицом Карла-Эрика: он выглядел необычно. Сидел с идеальной, как всегда, осанкой на стуле и улыбался во весь рот, но что-то в нем было не так.

Хотя… все зависит, как смотреть на вещи. Жизнь — вопрос выносливости. Ригмур, к примеру, всегда выполняла учебный план. Из года в год. Даже двусторонний рак груди не выбил ее из седла. Ее жизненная сила обращала все вокруг в пепел и золу. Лейф Грундт на седьмой строфе улизнул в туалет и вернулся только к девятнадцатой.

Когда величальная закончилась, все перешли в гостиную. Выпили двадцать девять чашек кофе, доели остатки утреннего торта и две третьих следующего. Заведующий отделом «Консума» Лейф Грундт прочитал небольшую, но очень емкую и очень всех заинтересовавшую лекцию о динамике цен на рождественскую ветчину. Розмари мучила разыгравшаяся в полную силу изжога.

Потом прочувствованную речь, обращенную к Карлу-Эрику, держал адьюнкт Арне Баркман. Примерно на середине он был вынужден остановиться и высморкаться — настолько его тронуло величие момента. Они сидели с Карлом-Эриком в одной учительской почти тридцать лет, и Арне Баркман теперь спрашивал себя (он так и сказал: «Я теперь спрашиваю себя», да еще добавил «Итак») — итак, он спрашивал себя, будет ли он в силах вернуться в январе за этот стол в школе в Чимлинге. Он твердо заявил, что пустоту, возникшую после ухода Карла-Эрика, нельзя описать в словах. Поэтому он даже и не пытается. Спасибо, Карл-Эрик, вот и все, что я хотел сказать. Спасибо, спасибо, спасибо.

— Спасибо, Арне, — как раз в нужный момент сказал юбиляр и похлопал старого друга по спине, отчего тот опять вытащил носовой платок.

Два букета, один большой, желтый, другой красный, поменьше, вручили еще в самом начале; теперь настала очередь подарков. Первой на свет появилась книга Ричарда Фукса — ее вручили Эббе с комментарием, что ей, врачу, как никому, необходим здоровый смех. Потом последовали семь подарков Карлу-Эрику — число, символизирующее количество муз, или граций, или добродетелей, смотря по тому, кому он собирается платить налоги (общий смех), и все с ясным намеком на будущую испанскую жизнь.

Бронзовая бычья голова, не меньше полутора килограммов. «Риоха Гран Резерва» семьдесят второго года. Фотоальбом Альгамбры — шестьсот страниц. Путевые заметки об Испании Сеса Нотебума. Пара кастаньет красного дерева. Диск с записью гитариста Хосе Муньос Кока.

— Очень тронут, — сказал Карл-Эрик.

— Зачем так много? — упрекнула Розмари.

— А это и тебе тоже, дорогая наша Розмари, — улыбнулась Рут Иммерстрём, преподавательница обществоведения, религии и истории. — Да, не скоро мы привыкнем к пустоте после вашего отъезда. Арне правильно сказал.

Коллеги дружно отбыли в час дня. Розмари разложила все дары на дубовом комоде под картиной, изображающей битву под Йестильреном, [32] Битва под Йестильреном (1210) — междоусобное сражение за шведскую корону. а Эбба отправилась наверх, чтобы поторопить Роберта и сыновей.

— Роберт куда-то исчез, — сообщила она, вернувшись через десять минут, и стала помогать матери мыть тарелки.

— Исчез? Что ты имеешь в виду? Как это — исчез?