Хокан Нессер - Человек без собаки

Вдруг он почувствовал, как его охватывает азарт — предстоящая встреча почему-то стала казаться ему очень важной. У него даже зачесались корни волос, как бывает, когда в еде слишком много перца, но биток был поперчен вполне умеренно. Впрочем, у него такое бывало не только от перца.

А может, просто-напросто себорея?.. Да нет, пока продолжалась бесконечная бюрократическая возня с разводом и ежедневно возникали какие-то кажущиеся нерешаемыми проблемы, все было так же. А когда все улеглось, когда все бумаги были подписаны, когда они с женой разъехались окончательно и открытые раны начали понемногу заживать, и голова перестала чесаться. Его парикмахерша, молодая женщина с сорока восемью белоснежными зубами и красивыми глубокими глазами, употребила слово «психосоматика». Она его неправильно произнесла, у нее получилось что-то вроде «психоматематика», но суть от этого не менялась: по ее наблюдениям люди, у которых все хорошо, перхотью не страдают.

Но у меня-то все хорошо, убедил себя Гуннар Барбаротти и заказал двойной эспрессо с тортом. У меня никогда так хорошо не было, разве что давным-давно… в гимназии, с Вероникой.

Так что причиной почесухи была вовсе не перхоть, а предстоящая встреча. Азарт. Он посмотрел на часы — оставалось еще три четверти часа. В окно он вполне может видеть, как приедет Кристина Германссон — парадный вход «Роял Викинг» на той стороне улицы виден как на ладони. Если она выберет парадный вход… а если нет? Нет, наверное, лучше заранее пройти в лобби и ждать ее там. Психологически вернее.

Вообще, самое время продумать тактику. Что он ей скажет?

— Я слышал, ваш муж — зверь и опасная скотина. Это правда?

Ну нет, не совсем так. Атака должна быть тоньше. Соломинка — штука непрочная и может легко сломаться. Уж этому-то он научился за годы полицейской службы.

С другой стороны… с другой стороны были и такие, кто утверждал, что во всей стране — ну, по крайней мере, если не во всей, то в Западной Швеции уж точно — никто не проводит допросы так мастерски, как Гуннар Барбаротти. Это он слышал много раз и из разных источников, но все равно не был уверен, что речь идет о нем, а не о ком-то другом.

О господи, взмолился инспектор Барбаротти.

И Господь выслушал его, хотя и несколько рассеянно.

— Что значит — нет времени? — спросил Якоб Вильниус. — Почему это у тебя нет времени?

— У меня встреча.

— Я же говорил, что Циммерман в Стокгольме и приглашает нас на ланч.

— Мне очень жаль, я забыла тебя предупредить.

— А что это за встреча?

— С подругой.

— С какой подругой?

— Ее зовут Генриетта. Ты с ней не знаком. Это было еще до тебя.

— А ты знаешь, что для нас значит Циммерман? Во сколько у тебя встреча?

— В два.

— Где?

— В… в «Роял Викинг».

— Ну хорошо… значит, мы едем в половине первого на ланч с Циммерманом. В «Рюдберге». Оттуда пять минут до «Викинга», успеешь. В крайнем случае, подождет немного, ничего с ней не случится.

— Ну, не знаю…

— Я ухожу. Пожалуйста, не опаздывай. Половина первого. И… надень что-нибудь с большим вырезом, ты же знаешь Циммермана.

— Господи, Якоб, я же на седьмом месяце!

— Грудь у тебя от этого не сморщилась. Наоборот! Полпервого в «Рюдберге», Кристина, перестань же капризничать.

Она стояла у окна и смотрела, как он садится в такси. Ее опять затошнило.

Очевидно, он произвел хорошее впечатление, потому что в половине второго к нему подошел его наставник, Грегер Флудберг, которого Кристофер ни разу не видел с понедельника, и сказал, что он может быть свободным. Практика закончилась. Мало этого, Грегер вручил ему бело-зеленый фирменный пакет и сказал, что, поскольку Кристофер работал без жалованья, он может набить этот пакет конфетами по своему выбору.

У Грегера был брат в Сундсвале, зубной врач, и Кристоферу довелось узнать, что у брата сейчас мало клиентуры. Сообщив эту новость, Флудберг расхохотался, да так, что по огромному магазину заметалось встревоженное непривычными звуками эхо. Потом дружески треснул Кристофера по спине: мол, если заболят зубы, иди к брату. Кристофер постарался тоже захохотать, насколько мог, затолкал в пакет пять кило рассыпных конфет, попрощался с Урбаном, Леной и Маргаретой, всю неделю помогавшими ему советами, и сдал зеленую форменную курточку.

Взял чемодан, тяжелый пакет с конфетами и вышел на улицу.

Кристофер успел на поезд — тот должен был отправиться в три, но опоздал на двадцать минут: снегопад упрямо перекраивал расписание на свой лад. Через час он уже затолкал чемодан и пакет с конфетами в ячейку камеры хранения на стокгольмском вокзале — сдал все, кроме пистолета, патронов и полкило конфет. Весь этот набор уместился в просторных карманах его куртки. Он немного беспокоился за пистолет. Пробные выстрелы сделать не удалось — наверное, он что-то напутал, когда устанавливал будильник на мобильном телефоне. Тот так и не прозвонил. А может, и прозвонил, а Кристофер заткнул его, не просыпаясь. Такое с ним бывало и раньше.

Как бы то ни было, испытать «Пинчманн» не вышло. Он только несколько раз нажал на курок, вынув предварительно магазин, — боёк исправно щелкал. Конечно, все работает, успокоил себя Кристофер, и с патроном сработает. Он не видел возможности сделать пробные выстрелы где-то в Стокгольме. Как-никак, полтора миллиона жителей.

Купил пачку «Принца» в ларьке на вокзале и вышел в холодные декабрьские сумерки. Снег по-прежнему шел, хотя и не такой густой.

Сначала надо убить время, а потом уже убить человека, подумал он и порадовался своей выдержке — надо же, он еще может каламбурить.

Кристина Германссон покинула лобби «Роял Викинга» в начале четвертого. Она не знала, что и думать.

Но одно она знала твердо: долго ей не выдержать. Как он назывался, этот фильм Альмодовара? « Женщины на грани нервного срыва» ? Она так и не видела фильм, хотя о нем много говорили, но именно так она себя и чувствовала. На грани. Она остановила такси, села на заднее сиденье, дала адрес в Эншеде и заплакала. Шофер, судя по всему эмигрант из Ирака, посмотрел сочувственно в зеркало заднего вида, но ничего не сказал и повернул ключ зажигания.

Через полминуты она успокоилась. Достала из сумки два бумажных носовых платка, в один высморкалась, другим вытерла слезы, откинула голову на прохладный подголовник и попыталась проанализировать разговор — и понять, что, собственно, было сказано.

Открытым текстом и в подтексте.

Поначалу он даже как будто извинялся:

— Я вовсе не хотел быть резким, когда мы говорили по телефону, прошу простить меня за излишнюю настойчивость.

Она заверила его, что все в порядке, у нее все равно дела в городе. Почему-то ей представилось на секунду, что он вовсе не полицейский, а ее тайный любовник; сейчас они закажут что-нибудь выпить, а потом пойдут в номер на восьмом этаже и будут заниматься любовью двое суток подряд. Или, по крайней мере, два часа. Она посмотрела на свой живот, на потрескавшуюся кожу рук и вернулась к реальности.