Харри Нюкянен - Ариэль

— Она зарегистрирована на какой-то антикварный магазин то ли на Фредрекинкату, то ли на Ээрикинкату.

— «Антикварная лавка Оксбаум»?

— Да, точно.

Я на минуту остановился. Мне стало нехорошо. Йозеф Мейер был евреем, владелец антикварного магазина Леви Оксбаум был евреем, и его сын Макс был соучредителем адвокатской конторы моего брата, которая находилась на улице Ауроранкату всего в пятидесяти метрах от парковочного автомата.

Было уже почти шесть часов, и морось перешла в настоящий дождь. Меня знобило.

— Едем прямо в Пасилу.

Хуовинен был еще на работе. Казалось, он нервничает, а чтобы заставить нервничать Хуовинена, должно случиться что-то серьезное.

— Звонил израильский посол и возмущался, что мы не предоставили достаточной информации Клейну, несмотря на то что жертвой является гражданин Израиля. Угрожал позвонить министру внутренних дел, с которым, по слухам, они играют в гольф.

— Не предоставили именно потому, что убитый — израильтянин.

— Они хотят получить тело. Ты ведь знаешь, как тщательно ваши блюдут похоронные традиции.

Я, разумеется, знал. Согласно еврейскому обычаю, покойник должен быть похоронен в течение суток. В каждой еврейской общине есть «хевра кадиша», погребальное братство, которое готовит умершего к погребению и проводит обряд похорон.

Когда в Лапландии умер мой отец, туда отправили двух человек из «хевра кадиша», которые дождались, пока судмедэксперт закончит свою работу, и после этого в срочном порядке доставили тело в Хельсинки для погребения. Традиция эта столь сильна, что покойник-еврей попадает на вскрытие, минуя очередь из других умерших.

Хоть я и уважаю еврейские традиции, но всему есть предел. Если произошло преступление, «хевра кадиша» придется подождать.

— Тело отдадим только после того, как проведем все экспертизы и будем уверены, что личность установлена правильно.

— Я сказал то же самое, но ему это почему-то не понравилось. Посол говорит, что Бен Вейсс — честный бизнесмен, павший жертвой преступления и не имеющий отношения к событиям в Линнунлаулу.

— А фотографии?

— Они переданы в СТТ для публикации, и одновременно мы запрашиваем сведения, позволяющие установить перемещения Таги Хамида и Вейсса. Оксанен и Стенман весь вечер заняты сбором этой информации. Кое-что уже есть.

Я вспомнил о Тойволе и позвонил ему. Он все еще был на работе.

— Ты уже получил результаты экспертизы по пороховым газам?

— Нет еще. Я поторопил экспертов, обещали сегодня.

— А что насчет гильзы?

— Не раньше завтрашнего дня.

— Позвони сразу, как будут результаты… даже если очень поздно.

— Позвоню.

— Что там с пороховыми газами? — спросил Хуовинен.

— Если на руке Бена Вейсса будут обнаружены следы пороховых газов, значит, он наверняка участвовал в кровавой бане в Линнунлаулу.

— Хорошо бы обнаружились. Тогда можно будет заткнуть посла, — сказал Хуовинен с надеждой. — И еще звонил твой брат.

Эли был знаком с Хуовиненом, но не настолько хорошо, чтобы звонить ему без веской причины.

— Что хотел?

— Интересовался расследованием. До него дошли слухи, что эти убийства как-то связаны с еврейской общиной. Перед ним звонил председатель еврейской общины.

— Зильберштейн?

— Да. Спрашивал о том же. Что, все евреи Финляндии наняты вести у нас разведку?

— Похоже на то.

Я рассказал, что Мейер, подтвердивший алиби с пушной торговлей Бена Вейсса, тоже еврей, как и торговец антиквариатом, у которого украли машину, использованную в дальнейшем, как минимум, в Вартиокюля, а может быть, и в Линнунлаулу тоже. Сообщил и о том, что мой брат и председатель еврейской общины встречались со мной для беседы.

Хуовинен посмотрел на меня с серьезным видом:

— Ты говоришь это так, как будто не веришь в происходящее.

— Я верю, во всяком случае, в то, что Мейер мне врал. И если он врал, то покрывал Вейсса. Я не вижу для этого иной причины, кроме той, что Вейсс не был тем, за кого его выдают. Их деловые партнерские отношения выглядят странными и по другой причине. Мейер давно уже выпал из обоймы. Зачем он понадобился молодому и энергичному торговцу пушниной? В Финляндии можно найти компаньонов получше и тоже евреев.

— Ты думаешь, что твой брат и Зильберштейн могли по своим каналам получить какую-то информацию, которой у нас пока нет?

— Мне кажется, что они каким-то образом причастны к этим делам, но сами не знают, каким именно, так же, как Мейер и Оксбаум. Одно еврейство всего не объясняет.

Симолин постучал в открытую дверь и сказал:

— Пойдешь смотреть запись?

— Какую запись? — спросил Хуовинен.

Когда я рассказал о квитанции из парковочного автомата, обнаруженной у Вейсса, и записи камеры наблюдения на здании парламента, Хуовинен заинтересовался:

— Правда что ли? Я тоже пойду.

Мы перебрались в зал для совещаний, взяли стулья и уселись перед телевизором. Симолин включил видеомагнитофон. В нижней части экрана замелькали минуты и секунды. Время, указанное на парковочной квитанции, должно было наступить через пять минут. Симолин подвинулся вперед, и на экране промелькнул белый минивэн.

— Стоп! — скомандовал я.

Белый автомобиль находился на правом краю зоны наблюдения камеры.

Расстояние до автомата составляло метров десять. Номера машины было не разобрать, но Симолин уже высказал предположение:

— Видимо, похищенный минивэн.

Машина приблизилась и остановилась. Симолин только что не уперся носом в телевизор.

— Он, он, уже можно различить номер.

Автомобиль сдал назад, подъехав прямо к автомату.

Открылась дверь со стороны пассажира, и из машины вышел светловолосый мужчина.

— Абсолютно точно, это он, он, — повторил Симолин.

— Это Вейсс? — спросил Хуовинен.

— Да.

Вейсс порылся в кармане и подошел к автомату, остановился, изучая лежащие на ладони монеты, взял из них пару и опустил в автомат. Стоя в ожидании квитанции, он осмотрелся и заметил камеру.

— Он заметил камеру, — констатировал Хуовинен.

Вейсс повернулся к камере спиной. Получив квитанцию, он пошел к машине. Одновременно открылась дверь машины с водительской стороны, и из кабины вылез темноволосый мужчина.

— Раздобыли обоих! — воскликнул Симолин восторженно.

Темноволосый направил на автомобиль брелок и закрыл двери. Поворотники машины мигнули, подтверждая, что замки закрылись. Мужчина сделал несколько шагов в сторону Вейсса. Лицо его было отлично видно. Вейсс поднял руку, как будто приказывая что-то. Мужчина, кажется, удивился, инстинктивно посмотрел прямо в камеру, отвернулся и провел левой рукой по подбородку. Мне показалось, что кто-то нажал у меня в голове кнопку «пауза», внутри все сжалось.