Фридрих Незнанский - Восемь трупов под килем

— Да уж, рассчитывать тебе не на что, — сказал Турецкий. — Перед тобой молоток, дружище, который загонит последний гвоздь в крышку твоего гроба. А ведь тебе, действительно, лучше меня убить, чтобы хоть как-то выпутаться…

Он видел, как Глотов шарит рукой по камню. Глыба растрескалась, можно извлечь из нее какой-нибудь обломок…

Турецкий метнул окатыш, прежде чем матрос сделал то же самое. Он попал ему в грудь — ничего фатального, но Глотов поскользнулся, шаркнула подошва, он замахал рукой, чтобы удержать равновесие, но уже заваливался на спину. Опереться было не на что. Пустота. Турецкий видел, как он извернулся в падении…

Он подобрал еще один камень, обогнул глыбу… и чуть не загремел в расщелину на обратной стороне. Схватился за выступ, перевел дыхание. Опустился на колени, подполз к краю.

Расщелина глубиной не впечатляла, но если учесть, что повсюду камень, то приятного мало. На дне лежало тело — затылком вверх. Оно еще шевелилось. Турецкий сполз в расщелину, цепко хватаясь за выступы, подобрался к упавшему, перевернул его за плечо. Похоже, и здесь все было кончено. Матрос, ударившись о камни, разбил грудную клетку и умудрился продырявить себе горло. Он уже практически не дышал, только конвульсивно вздрагивал, пальцы скребли каменистую почву, рваное отверстие в горле издавало булькающие звуки, толчками исторгая кровь. Глаза тоскливо мерцали. Финальная конвульсия, тело резко изогнулось. И расслабилось, стало неподвижным, сродняясь с мертвой природой.

— Зря ты помер, братец, — бормотал Турецкий, выбираясь из расщелины, — теперь уж точно ничего не скажешь. Но мы и без тебя раскусим этот орешек, ступай-ка прямиком в ад…

Странно, но часы оставались целыми и даже что-то показывали. В начале четвертого утра Турецкий выбрался к брошенной в полосе прибоя шлюпке. Ее носило по волнам в прибрежной зоне — то царапало днищем о берег, то отбрасывало, то опять прибивало волной. Далеко от места высадки людей она не сместилась — прошло каких-то минут двадцать.

Он умылся в соленой воде, стал осматриваться. До рассвета оставалось не так уж много, небо над цепочкой скал понемногу серело. Дождь практически прекратился, завывал мокрый ветер, выгоняя с моря волну. Водная гладь была идеально чистой — никакого намека на то, что в паре кабельтовых затонула дорогая посудина.

Он отыскал место, где высадились пассажиры — трудно было не заметить вереницу следов, тянущуюся от моря в глубь скал. Судя по следам, они держались дружной кучкой, отщепенцев не было. Он передохнул пару минут, двинулся за ними.

Пассажиры яхты отыскались довольно быстро. Они не добрались до «большого» гребня, обустроились передохнуть в покатой природной чаше, окруженной камнями, — в двух шагах от внушительного обрыва. Дополнительных потерь, судя по их количеству, не было. Ночная хмарь расползалась, уже кое-что было видно. Ирина Сергеевна сидела в стороне от остальных, обняв колени, кутаясь в дождевик, предусмотрительно захваченный из багажа. Она дрожала, на симпатичном носике зависла капля воды, которую она не замечала и не чувствовала. Сидели, мирно обнявшись, Робер и Николь, молчали, смотрели в одну точку. Супруги Лаврушины: Иван Максимович походил на общипанного петуха, он то и дело кашлял, сотрясаясь всем телом, Ольга Андреевна безмолвствовала — в глазах застыла вселенская скорбь, лицо почернело, осунулось. Феликс — взъерошенный, с трясущейся челюстью — пытался приобнять Герду, но та ускользала из рук, ее больше волновало содержимое сумочки, которое она лихорадочно перебирала. В шаге от этой парочки сидел Шорохов. Он деловито выцарапывал куском коры грязь из мокрого ботинка, временами косил на «попутчиков».

Восемь человек — все, что осталось. Турецкий спустился в чашу, примостился на обломке скалы. Появление девятого персонажа не осталось незамеченным. Кто-то поднял голову, кто-то повернул.

— Господи… — вздрогнула Ирина Сергеевна.

— Бонжур, месье, — в унисон пробормотали французы.

— Ничего себе, — промямлил Феликс, при этом судорога пробежала по его породистой физиономии. Он попытался улыбнуться. — Не знаю, горит ли наш сыщик в огне, но в воде он точно не тонет. А мы тут вот, знаете, — он развел дрожащими руками, — живем, так сказать, по правилам цивилизованного мира.

— Не знаю, как другие, а лично я страшно рада вас видеть, — невесело проворчала Герда, опуская глаза.

— Какое чудо… — равнодушно заметила Ольга Андреевна, но в глазах ее что-то зажглось, промелькнула искорка интереса.

— Вы живы? Странно… — прокомментировал появление детектива Лаврушин.

— А ведь точно, — хлопнул себя по лбу Шорохов. — Вас не было с нами на лодке.

— Неужели? — изумился Турецкий. — Это так трудно было заметить?

— Да нет, вы не обижайтесь, — смутился Шорохов. — Там действительно царила такая суета…

— А еще эти бабы орали: давай быстрее, отплываем, мол, кто не успел, тот опоздал, сейчас, дескать, «Антигона» затонет, и нас всех засосет в воронку, — смущенно объяснил Феликс. — Насмотрелись «титаников», блин.

— Неправда, — даже в темноте было видно, как покраснела Ирина Сергеевна. — Мы долго ждали…

— Ну, хорошо, — допустил Турецкий. — Допустим, Ирина Сергеевна, вам было наплевать на меня, на Глотова… хотя странно, что вы так наплевательски отнеслись к человеку, с которым имели вчера утром такой увлекательный секс…

— Опаньки, — встрепенулся Феликс. — Надо же, какая Бразилия!

Остальные молчали, причем так громко, что хоть уши затыкай.

— Но вы оставили на судне своего мужа, — укоризненно сказал Турецкий.

Покрасневшая мордашка Ирины Сергеевны стала стремительно бледнеть.

— Послушайте, но это не моя вина, я никого не оставляла…

— Перестаньте наезжать на Ирину, — прокашлявшись, сказал Лаврушин. — Насколько я помню, она вообще в тот момент мало что соображала. Французы орали громче всех: нельзя тут задерживаться, нужно срочно отплывать. Разве не так, месье Буи? Уж вы-то точно обратили внимание, что Игоря Максимовича с нами нет. Разве не так?

Робер недоуменно переглянулся с Николь. Они не выглядели чересчур пристыженными.

— Мы орали, дорогой? — недоуменно вопросила Николь.

— Не помню, дорогая, — отозвался Робер. — Я помню только, что мне было очень страшно.

— Страх — он все спишет, — усмехнулся Турецкий.

— А что произошло, Александр Борисович? — спросил Феликс. — Честно говоря, мне тоже немножко не по себе, что мы так быстро драпанули, но, врать не буду, мы действительно ждали, пока спустится кто-нибудь еще. Сколько можно ждать? Мы же не можем подняться из шлюпки на борт и бегать по яхте, собирая опаздывающих? Это спуститься в нее было относительно легко, а вот подняться…