Хьелль Даль - Человек в витрине

Войдя, он закрыл дверь и прислонился к ней. Туве сидела в кресле и читала книгу. Увидев его, она медленно положила книгу на колени.

— Ты не спала? — спросил он, глядя на часы.

Туве встала.

— Нет, я слушала радио.

Он кивнул и повесил на вешалку пальто и пиджак.

— Разве тебе не хотелось быть там? — спросила она.

— Нет, — ответил он, растирая лицо обеими ладонями. — Силовое задержание — не мое.

— По радио говорили, что…

— Да, — кивнул он, не дослушав. — Я слышал. Его тяжело ранили.

Туве только вздохнула в ответ.

Гунарстранна тяжело опустился на низкий диван у окна и сделал себе самокрутку. Туве Гранос подошла к угловому шкафу у входной двери — коричневому, старому, с маленькими дверцами. Она достала с полки бутылку виски.

— Тебе не повредит капелька, — сказала она.

— Тебе сегодня надо на работу? — спросил он.

Туве налила и себе и посмотрела на часы:

— Только через два часа.

Он отпил глоток.

— Ну, теперь рассказывай, — велела она.

Гунарстранна не отрываясь смотрел на незажженную самокрутку.

— Он послал Есперсену по почте форму своего отчима. Наверное, хотел предупредить его или запугать. Дух Клауса Фромма как будто преследовал Есперсена. К сожалению, Хиркенеру не повезло, потому что посылку вскрыл не Рейдар, а его сын, Карстен. Следующий шаг в задуманном им плане мести состоял в том, чтобы показаться своему настоящему отцу. Явиться во плоти — послужить воплощением Немезиды. Должно быть, здесь ему все удалось. Скорее всего, Рейдар догадался, что сын Амалье Брюн — его ребенок, но он, очевидно, подумал, что сам Хиркенер ничего не знает. Пятничная встреча прошла точно по плану Хиркенера. Только так можно объяснить, почему Рейдар Есперсен назначил на тот вечер свидание двойнику Амалье. Становится понятным, почему он позвонил адвокату и аннулировал завещание. Он понял, что Хиркенеру все известно и ему придется позаботиться еще об одном наследнике. Кроме того, становится понятно, почему он вдруг отказался продавать магазин и без звука согласился в ту же ночь встретиться с Херманном Хиркенером. Для Хиркенера та их встреча должна была стать третьей и решающей. Им предстояло увидеться с глазу на глаз. Блудный сын вернулся в ночь на субботу. Они договорились встретиться внизу, в магазине. Встреча состоялась, и месть не заставила себя ждать.

— Месть за что?

— За его разбитую жизнь.

— За его жизнь?

— В конце войны Рейдар зверски обошелся с его матерью. Потом у Амалье Брюн началась депрессия, и через несколько лет она покончила с собой. Хиркенер — дитя войны. Война отняла у него родину, мать и отца… — Гунарстранна уставился в пространство. — Нет, не могу, — признался он, кладя самокрутку на стол.

— Он сознался в убийстве?

Гунарстранна поднял голову и, не глядя на Туве, ответил:

— Нет… Убив отца, он, должно быть, переоделся в форму отчима, а свою окровавленную одежду сложил в коробку. Потом вынул из кармана Рейдара ключи и поднялся в квартиру… — Гунарстранна замолчал.

— Зачем он снова поднялся в квартиру Ингрид Есперсен, ведь прошло столько времени? — спросила Туве.

Гунарстранна рассеянно ответил:

— Он сказал, что собирался довершить начатое, насладиться местью, но я не понимаю, почему он не испытал удовлетворения, убив Есперсена. Если мне и есть в чем себя упрекнуть, то только в том, что я тогда не настоял на ответе.

— Он так и не сказал?

— Во всяком случае, прямо.

— Он хотел причинить ей боль?

— Нет, его план был куда грандиознее. Он говорил, что хочет отомстить. Но не сказал, за что он мстит, если не считать самоубийства матери. Ему недостаточно было заколоть отца штыком, и это немного странно. Ингрид Есперсен не имела никакого отношения к тому, что случилось с его матерью. За что бы он мстил, причиняя ей боль?

— «Око за око, зуб за зуб», — предположила Туве.

Гунарстранна вздохнул:

— Но ведь он уже отомстил, убив старика?

— Где Хиркенер жил в послевоенные годы? — спросила Туве.

— Фромм после войны уехал в Парагвай по примеру многих высокопоставленных нацистов. Стал издавать газету.

— А Амалье и ребенок?

— По словам Иселин Варос, жены Хиркенера, Хиркенер вырос в Парагвае. Потом он жил в Германии и Норвегии.

— В Норвегии?!

— Да. Мать Амалье была родом из Тёнсберга — там у Хиркенера до сих пор живет родня.

В кармане пальто, висящего в прихожей, заверещал мобильный телефон. Гунарстранна с трудом поднялся. Пока он доставал телефон, они с Туве переглянулись.

— Пожалуйста, не тяни, — сказал он в трубку.

— Хиркенер выживет, — сообщил ему Фрёлик. — Его состояние стабильное, и он вне опасности.

— Что ж, хоть что-то неплохо.

— Как по-твоему, он и есть тот, кого мы искали?

— Остается только надеяться… А что?

— Когда о драме с захватом заложницы сообщили по радио, мне позвонил свидетель и сообщил, что хочет поменять свои показания.

Франк Фрёлик сидел перед ноутбуком и смотрел на диске «Схватку». Вэл Килмер и Роберт де Ниро ловко выпутывались из всех ловушек, расставленных полицейскими; Аль Пачино выглядел куда менее убедительно. И бегал кое-как, и стрелял из автоматического пистолета почему-то одиночными выстрелами. Всякий раз, когда Фрёлик пересматривал «Схватку», он начинал злиться. И дело было даже не в том, что ему не нравился Аль Пачино. Просто рядом с де Ниро и Килмером он оказался недостаточно крут. В то же время Фрёлика беспокоило, что он в этом фильме все время на стороне преступников. Следовало бы перечитать протоколы допроса Сьюра Флатебю и других свидетелей, но настроения не было, а так как еще два часа ему предстояло отсиживать на работе, он решил посмотреть фильм на компьютере, чтобы хоть как-то расслабиться.

Атмосфера в кабинете неосязаемо изменилась. Фрёлик вскинул голову и покосился на дверь. На пороге стоял Гунарстранна. Фрёлик нажал на паузу и отъехал на стуле от стола.

— Фрёлик, есть свет в конце туннеля!

Фрёлик молча ждал продолжения.

— По словам Ингрид Есперсен, Хиркенер что-то искал.

— В ее квартире? Что?

— Мне кажется, я знаю что, — пробормотал Гунарстранна. — Но дело может занять час или два… Нам понадобится сканер и хороший фоторедактор.

Фрёлик встал.

— Вот. — Гунарстранна показал ему групповой снимок, который он взял у профессора истории. — Как только я взглянул на него, сразу понял: что-то знакомое.

— Лицо? — спросил Фрёлик.

— Возможно. Во всяком случае, мне кажется, что снимок необходимо рассмотреть во всех подробностях.

Два часа спустя Фрёлик отсканировал четыре фотографии приема в Брюдевилле. Печатал снимки с разным разрешением, поворачивал отдельные фрагменты, менял яркость, контрастность.