Элизабет Джордж - Великое избaвление

Ответа не было. Глухое молчание. Мучительные рыдания Джиллиан. Роберта не шевелилась. Она казалось глухой.

— Я не могу больше выносить это, Томми, — прошептала леди Хелен. — Она прошла через все это — и напрасно.

Линли все еще смотрел сквозь стекло в соседнюю комнату. В висках у него стучала кровь, рот наполнился горечью, глаза словно огнем жгло. Попадись ему Уильям Тейс — попадись он живым ему в руки, — он бы его на куски разорвал. За всю жизнь Линли не испытывал подобной ярости, подобного отвращения. Пытка, которой подверглась Джиллиан, терзала и его самого, страдание передалось ему, словно болезнь.

Рыдания стихли. Женщина поднялась на ноги. Неровной походкой направилась к двери. Коснулась ручки, повернула ее, потянула на себя. Ее приезд оказался бесполезным. Все кончено.

— Он заставлял тебя маршировать голой, Джилли? — спросила Роберта.

Медленно, словно двигаясь под водой, Джиллиан повернулась на хриплый звук голоса сестры.

— Расскажи мне, — прошептала она, возвращаясь на свое место и придвигая стул поближе к Роберте.

Глаза Роберты, еле различимые среди складок жира, смотрели в лицо Джиллиан, но взгляд казался отсутствующим. Губы судорожно двигались, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались.

— Музыка. Громкая. Он снимал с меня одежду. — Тут голос девушки изменился. Сладостный, медоточивый, вкрадчивый и отчетливо, до ужаса, мужской. — «Детка, детка. Пора шагать, детка. Пора шагать для папы, детка». И тогда он… в его руке… «Смотри, что папа делает, когда ты маршируешь для него, сладкая детка».

— Я оставила тебе ключ, Бобби, — с трудом произнесла Джиллиан. — Той ночью он уснул в моей постели, а я пошла в его комнату и взяла ключ. Что случилось с этим ключом? Я оставила его тебе.

Роберта вздрогнула. В ней оживали давно подавленные страхи детства.

— Я не… я не знала. Я заперла дверь. Но ты не сказала, зачем это надо. Ты не сказала, что надо спрятать ключ.

— Боже! — горестно вздохнула Джиллиан. — Значит, ты заперла дверь на ночь, а днем оставила ключ в замочной скважине? Так было, Бобби?

Роберта прикрыла рукой, как щитом, свое влажное лицо. Не убирая руки, она кивнула. Все ее тело всколыхнулось немым рыданием.

— Я не знала.

— Он нашел ключ и забрал его.

— Он положил его к себе в шкаф. К остальным ключам. Оттуда я не могла его взять. «Не надо ключей, сладкая крошка. Сладкая крошка, маршируй для папочки».

— Когда ты маршировала?

— Днем, ночью. «Пойди сюда, сладкая крошка. Папочка поможет тебе шагать».

— Как?

Роберта уронила руку. Все лицо ее мелко дрожало. Пальцы безжалостно теребили, мяли нижнюю губу.

— Бобби, скажи как, — настаивала Джиллиан. — Скажи мне, что он делал.

— Я люблю папочку. Я люблю папочку.

— Не повторяй это. — Протянув руку, Джиллиан легонько встряхнула сестру. — Скажи мне, что он делал с тобой.

— Люблю. Люблю папочку.

— Не повторяй! Он был плохим!

Роберта вздрогнула, как от удара.

— Нет, это я плохая!

— Почему?

— Я вынудила его… он не мог… он молился и молился, но не мог сдержаться, а тебя не было. «Джилли знала, что мне нужно. Джилли знала, как это делать для меня. От тебя никакого проку, крошка. Маршируй для папы. Шагай по папочке».

— Шагай по папочке? — Джиллиан задохнулась.

— Вверх и вниз, на одном месте. Вверх и вниз. «Так-то лучше, сладкая крошка. Папочка растет между твоими ножками».

— Бобби! Бобби! — Джиллиан, не выдержав, отвернулась. — Сколько тебе было лет?

— Восемь. «М-м-м, папочке нравится чувствовать это всем телом. Всем телом. Всем телом».

— Ты никому не говорила? Неужели никому?

— Мисс Фицалан. Я сказала ей. Она не… она не поняла.

— Она ничего не сделала? Не помогла?

— Она ничего не поняла. Я сказала — «усишки». Его колючие щеки, когда он терся об меня. Она не поняла. «Ты донесла, малютка? Ты пыталась донести на папочку?»

— Господи, она все рассказала ему?!

— «Джилли никому не говорила. Джилли не стала бы доносить на папочку. Очень нехорошо, моя крошка. Папочке придется тебя наказать».

— Как?

Роберта не ответила. Она вновь начала раскачиваться, спеша укрыться в своем убежище.

— Тебе было всего восемь лет! — Джиллиан снова заплакала. — Бобби, прости меня. Я не знала. Я думала, он не станет. Ты не похожа на меня. Ты не похожа на маму.

— Он сделал Бобби больно в плохом месте. Не как Джилли. Не как Джилли.

— Не как Джилли?

— «Повернись, крошка. Папочка должен тебя наказать».

— Господи! — Джиллиан рухнула на колени, обнимая сестру. Она рыдала у нее на груди, но Роберта не отзывалась. Ее руки вновь бессильно повисли и все тело напряглось, словно объятия сестры внушали ей страх или отвращение. — Почему ты не приехала в Харрогит? Разве ты не видела мое объявление? Я думала, с тобой все в порядке. Я думала, он не трогал тебя. Почему ты не приехала?

— Бобби умерла. Бобби умерла.

— Не говори так! Ты не умерла. Не позволяй ему убивать тебя.

Роберта вырвалась из сжимавших ее рук, яростно оттолкнула сестру.

— Папа не убивал, папа не убивал, папа не убивал, — пронзительно визжала она.

Психиатр подался вперед.

— Кого не убивал, Роберта? — быстро спросил он, и еще раз, настойчивее: — Кого папа не убивал?

— Ребенка. Папа не убивал ребенка.

— Что он сделал?

— Нашел меня в хлеву. Плакал, молился и плакал.

— Там родился твой ребенок? В хлеву?

— Никто не знал. Жирная, уродливая. Никто не знал.

Джиллиан в ужасе уставилась на врача. Она тоже начала раскачиваться, переступая с пятки на носок, прижимая руку ко рту и кусая пальцы, словно сдерживая крик.

— Ты забеременела? Бобби! И он не заметил, что ты беременна?

— Никто не заметил. Не похожа на Джилли. Толстая и уродливая. Никто не заметил.

— Что сталось с младенцем?

— Бобби умерла.

— Что сталось с младенцем?

— Бобби умерла.

— Что сталось с младенцем?! — Джиллиан сорвалась на крик

— Ты убила ребенка, Роберта? — спросил доктор Сэмюэльс.

Молчание. Роберта вновь мерно качалась взад и вперед, убаюкивая себя, возвращаясь в безумие.

Джиллиан посмотрела на сестру. Она видела, как ужас заставляет Роберту раскачиваться все сильнее, как спешит она укрыться под непроницаемой броней психоза. Она поняла.

— Папа убил ребенка, — выговорила она непослушными губами. — Он застал тебя в хлеву, он плакал и молился, он читал Библию, чтобы узнать, как теперь поступить, а потом он убил ребенка. — Легким движением она коснулась волос сестры. — Что он сделал с ребенком?

— Не знаю.

— Ты видела ребенка?

— Не видела. Мальчик или девочка. Не знаю.

— Поэтому ты и не поехала в Харрогит? Ты была уже беременна?

Роберта прекратила раскачиваться.

— Ребенок умер. Бобби умерла. Не важно. «Папе так жаль, крошка. Папа больше не будет делать больно. Сладкая крошка, шагай для папочки. Папочка не будет делать больно».