Чарльз Тодд - Крылья огня

– Значит, вы слышали, как упал Стивен? Он тогда был один?

– Если не считать гончих. Они лаяли на него злобно, громко и пронзительно.

– Вы что-нибудь говорили миссис Трепол или другим?

– Да и говорить-то было нечего! Миссис Трепол ушла обиженная, а родственники вбежали в дом и окружили мистера Стивена… Там только меня не хватало! Скоро меня обогнал мистер Кормак – он бежал за доктором, но так и не сказал, что случилось. Но я видела его лицо, и оно мне не понравилось – холодное и мрачное…

– Но ведь вы местная целительница, – вдруг вспомнил Ратлидж. – Во всяком случае, так вас называют в деревне. Вы не вернулись, чтобы помочь Стивену Фицхью?

Старуха глянула на него в досаде и сказала:

– Я исцеляю по воле Божьей, но не пробуждаю мертвецов ото сна!

– Но вы ведь не знали…

– Говорю вам, приезжий из Лондона, что я услышала, как лают и воют гончие псы Гавриила. Больше мне ни чего не нужно было знать. Они никогда не ошибаются. Я слыхала их прежде, когда смерть бродила по земле… Ко гда она приходила в Тревельян-Холл… и в лес. Они повсюду, где бродит зло!

Она отвернулась и зашагала прочь, опираясь на палку, а Ратлиджа предоставила Хэмишу. Тот пытался что-то ему внушить. Что еще там за гончие Гавриила, о которых она твердит, какое-нибудь фамильное привидение?

«Я ведь пытался тебя предупредить, – мрачно произнес Хэмиш, – напомнить, что это такое. Души некрещеных младенцев. Дети, которые умирают, не получив благословения церкви. Не получив отпущения грехов. Их никто не принимает – ни Бог, ни дьявол».

– Не верю ни в одно слово – все это шотландские суеверия! – вслух произнес Ратлидж, не успев опомниться.

Старуха обернулась, посмотрела на него и молча перекрестилась.

Ратлидж покраснел.

Спустившись после обеда в бар, Ратлидж увидел за одним столиком пожилого мужчину в старом, но добротном костюме; в полумраке выделялись белые воротник и манжеты рубашки. Вокруг его скамьи толпилось несколько человек; они тихо переговаривались с ним и внимательно выслушивали его ответы. С полдюжины местных жителей вышли на крыльцо, на солнце, и играли в кегли; их тени плясали на пыльных окнах. Еще четверо сидели у камина и вспоминали войну. У одного из них не было кисти, у другого ступни. Еще один носил повязку на глазу. В зале собрались почти исключительно мужчины; в толпе, окружившей пожилого человека, Ратлидж увидел только одну женщину.

– Это старый доктор, тесть доктора Хокинза, – пояснил бармен. – Фамилия его Пенрит. Те, которым не нравятся новомодные методы доктора Хокинза, по-прежнему приходят побеседовать с ним. Правда, голова у него сейчас не такая, как прежде… Жаль, конечно, но возраст никого не щадит…

Ратлиджу показалось, что бармен – ровесник доктора Пенрита, если не старше.

Посмотрев на бородатого доктора, Ратлидж улыбнулся про себя, затем взбежал наверх, перескакивая через две ступеньки, и, войдя в номер, взял фотографии, которые дала ему Рейчел. Когда доктор наконец остался один, Ратлидж подсел к нему, заказал ему пива и только потом заговорил о семействе Тревельян.

– Тревельянов постигло много горестей, – сказал Пенрит, глядя на Ратлиджа усталыми старыми глазами. – Я лечил их… горевал вместе с ними. Старый Эйдриан умер в своей постели, как положено. А другие – нет. Грустно, печально! Я делал что мог. Молодой Хокинз во многом не разбирается, он не местный. А я прожил здесь всю жизнь. Ратлидж вытер стол носовым платком, достал фотографии и разложил их веером на столе.

– Что вы можете о них рассказать? – На фотографии падал тусклый свет из окна.

– Да… у них больше тайн, чем я хочу запомнить. В старости есть не только плохое, но и хорошее, инспектор. В старости многое начинаешь забывать. А забвение дарует покой.

– Но мне очень нужно узнать их тайны. Чтобы убедиться, что все правильно. Что ни сейчас, ни раньше… в их жизни не происходило ничего подозрительного.

Старик хихикнул:

– Подозрительного? Врач всегда что-то подозревает, он хуже полицейского. Но не зря говорится: молчание – золото. Если прошлого не изменишь, иногда лучше похоронить его вместе с мертвецами. Джеймс Чейни покончил с собой, а я сказал, что он умер в результате несчастного случая, когда чистил револьвер. К чему было еще больше огорчать Розамунду? Ей и так хватало горя. Мальчик-то пропал без вести, и никого из них нельзя было вернуть назад, ни отца, ни сына. А Оливия была в таком состоянии… я думал, она рассудка лишится. Она клялась, что ни на миг не выпускала Ричарда из виду, только посмотрела на гнездо ржанки… И Николас твердил, что во всем виноват он, он не следил за ними обоими, хотя и понимал, что это его долг. А слуги плакали, и никто, кроме Брайана Фицхью, не позаботился о похоронах.

– Когда умер Чейни, Фицхью был здесь?

– Ну да, он то приезжал, то уезжал – привозил мисс Розамунде скаковых лошадей. Почти все они брали призы… Чистокровные скакуны, с отменной родословной. Как и у самих Тревельянов. А теперь из всей семьи осталась в живых одна мисс Сюзанна. Но она, между нами говоря, больше ирландка, чем жительница Корнуолла!

– Что вам известно о Кормаке Фицхью?

– Ничего, – ответил старик, допивая пиво. – Ему моя помощь никогда не требовалась; он ни разу не посадил занозу и не упал с лошади. Когда его отправили в университет, я обрадовался. Как-то мисс Оливия сказала, что она напишет о нем стихи. Тогда я не обратил на ее слова внимания, думал, в ней говорит девичья глупость, романтические бредни.

Ратлидж посмотрел в водянистые глаза на бородатом лице. Неужели доктор намекал на то, что герой любовной лирики Оливии – Кормак Фицхью, а вовсе не ее сводный брат Стивен, что бы ни думал он сам?

Усталый после бессонной ночи, Ратлидж сел в кресло у окна и позволил себе подремать. Он едва погрузился в легкое, приятное состояние между сном и явью, как за дверью послышался стук каблуков. Кто-то быстро поднимался по лестнице. Вскоре в его дверь постучали.

Сразу проснувшись, он поправил галстук, провел рукой по волосам и пошел открывать, решив, что это Рейчел пришла за фотографиями.

Но за дверью стояла высокая, стройная блондинка со злыми глазами; когда дверь распахнулась, она посмотрела на него в упор.

– Инспектор Ратлидж? – сухо спросила она, оглядывая его с головы до ног.

– Да, – ответил он, – моя фамилия Ратлидж.

– Мне нужно с вами поговорить. Если можно, в вашем номере. В общем зале много народу; там неудобно.

Видя, что он колеблется, блондинка пояснила:

– Я Сюзанна Харгроув, сестра Стивена Фицхью.

Ратлидж посторонился, пропуская гостью и жестом указывая на кресло, которое он придвинул к окну. Сам он остался стоять у двери.

Не обратив внимания на кресло, Сюзанна с ходу ринулась в бой: