Александра Маринина - Личные мотивы. Том 1

С тех пор прошло полвека, даже чуть больше, сейчас им обоим по семьдесят два, и они до сих пор вместе. И если Вилен Викторович считает, что так и должно быть, то Ангелина Михайловна все еще влюблена в своего мужа и исступленно боится, что он ее бросит. Ведь он по-прежнему очень хорош собой, тонкое лицо стало только красивее в обрамлении седых волос, да и стати своей он не утратил, остается высоким и стройным, без единого грамма лишнего жирка на боках и животе, а уж его потрясающие руки… А его глубокий голос… Все пятьдесят лет Ангелина только и делала, что следила, не обратил ли ее ненаглядный внимание на какую-нибудь другую женщину, не бросил ли на кого-то заинтересованный взгляд, не говорит ли о ком-нибудь чаще, чем это приличествует женатому мужчине. Вот и соседка Люсенька, Людмила Леонидовна Гусарова, стала для Ангелины Михайловны очередным поводом для ревности. И хотя умом-то Ангелина понимает, что общение с Люсей и ее мужем Львом Сергеевичем – это для дела, это так надо, но вся ее женская сущность противится каждому контакту Виленьки с красивой элегантной соседкой. В родном Новосибирске среди их знакомых не было таких женщин, как Людмила Леонидовна. И так сильно Ангелина Михайловна еще никогда не ревновала.

Вопрос о соседке заставил ее бросить плиту и выйти в прихожую, чтобы в очередной раз осмотреть себя в зеркале. Конечно, сейчас она уже совсем не такая, какой была в институте, когда перебивалась на одну стипендию и те крохи, которые присылали из маленького провинциального городка родители. Да и в женской привлекательности в те годы Геля мало что понимала. Теперь она выглядит ухоженной, потому что тщательно следит за собой, вовремя красит волосы, чтобы спрятать седину под своим «родным» темно-русым цветом, стрижется и делает прическу, и глаза научилась подводить и оттенять таким образом, чтобы они казались больше и выразительнее, хотя теперь, когда веки стали морщинистыми, это стало проблематичным, но Ангелина все равно старается, и одевается она хорошо, к лицу, и дефекты фигуры умело скрывает. Но все равно до Люси Гусаровой, которой всего шестьдесят пять, ей далеко. И от этого щемит сердце, и каждое проявление интереса к соседке со стороны мужа раскаленным прутом впивается в грудь Ангелины Михайловны Сорокиной.

– Все, Виленька, можешь звонить, – сообщила она мужу, вытаскивая из духовки противень.

Вилен Викторович вздохнул и потянулся к телефонной трубке.

– Лев Сергеевич? Приветствую. Выручайте, дорогой мой, – загудел он, – Геля снова напекла на маланьину свадьбу, без вашей помощи нам не обойтись… Да, ваши любимые, с чесноком и копчеными колбасками. И ванильные булочки, они вашей супруге очень нравятся, так что вы уж не бросайте нас в беде, разделите с нами… На работе? Ох, как жаль! Ну ничего, Людмила Леонидовна вечером придет и чайку попьет с Гелиными булочками… Пиво? Да у нас… Ах, у вас есть? Ну что ж, тем лучше. Вас понял, господин полковник, сию минуту прибудем.

Положив трубку, он еще несколько мгновений задумчиво смотрел в окно, потом повернулся к вышедшей из кухни жене.

– Ждет. Пиво достает из холодильника. Ну что, пойдем? Господи, как мне осточертело это пиво!

– Виля, ну что ты… Ты как маленький. Это ведь не просто так, это для дела нужно.

– Да я понимаю, – снова вздохнул Сорокин. – Идем.

Ангелина Михайловна приосанилась, дала мужу в руки блюдо с чесночно-колбасными булочками, взяла серебряную корзинку с горой ванильных плюшек, и они отправились в квартиру Гусаровых, которые жили на одной лестничной площадке с ними. Они еще не успели нажать на кнопку звонка, как услышали неровный звук шагов соседа – после ранения в Чечне Лев Сергеевич заметно хромал, из-за этого и вышел в отставку.

– Прошу, прошу, дорогие соседи, – радостно заговорил Гусаров. – Пиво ждет, стол накрыт.

Все покатилось по накатанной дорожке, как бывало всегда. Сорокины жили в этом доме уже несколько месяцев, с Гусаровыми познакомились сразу же, в первый же день, и с той поры стали постоянными гостями в их трехкомнатной квартире. Людмила Леонидовна, врач-пульмонолог, много работала, вела прием в поликлинике и консультировала еще в нескольких местах, и кроме того, активно помогала взрослым детям – сыну Леониду, растившему вместе с женой маленького сынишку, и дочери Марине, которая осталась без мужа, но зато с тремя детьми. Лев Сергеевич из-за хромоты редко выходил из дому и был искренне рад новым соседям, которые с видимым удовольствием проводили с ним время. Да еще и подкармливали такой вкуснятиной, какой супруга отставного полковника не баловала, и не потому вовсе, что была плохой кулинаркой, просто времени у нее на такие изыски не было. Работа, дети, внуки…

Лев Сергеевич поглощал булочки с завидным аппетитом и между большими глотками пива делился своими соображениями о перспективах чемпионата мира по футболу. Сорокины слушали, делая заинтересованное лицо, хотя до футбола и до чемпионата им не было ровно никакого дела. С футбола разговор перешел на рыбалку, поклонником которой являлся Гусаров: ходит он плохо, а вот сесть на машину, доехать до озера или реки и сидеть с удочкой – это ж милое дело! При помощи нескольких удачно сформулированных вопросов беседа с рыбалки соскользнула на грядущий дачный сезон, а там уж и до собственно семьи Гусаровых оказалось рукой подать.

– Хорошо, что сегодня пятница, – сказала Ангелина Михайловна, – впереди два выходных дня, Люсенька хоть отдохнет немного, в себя придет, это ведь уму непостижимо, как много она работает. Могу себе представить, как она устает.

– Ну да, отдохнет она, дожидайтесь! – оглушительно расхохотался Лев Сергеевич. – Небось завтра с самого утра помчится к Леньке внука забирать, чтобы Ленька с женой от ребенка отдохнули и собой занялись. Или Маринкиных девчонок потащит культурно развиваться. Или саму Маринку в какой-нибудь фитнес-шмитнес наладит.

– Зачем? – удивился Вилен Викторович.

– Ну как же, Маринке-то уже сорок три, возраст сомнительный, времени осталось только на последнюю попытку устроить свою личную жизнь. Вот Люда моя и считает, что Маринка должна тщательно за собой следить, чтобы все-таки найти какого-нибудь мужа, только не такого, какой у нее был, оболтус бессмысленный, а приличного, надежного. И кой черт ее дернул от этого дегенерата троих детей нарожать! Остановилась бы на одном – и хватит. Старшему парню уже семнадцать, считай, взрослый, еще год-два – и от матери оторвется, а так у нее еще две девки на шее сидят, которых растить и растить. Младшей-то девять всего, да и средняя ненамного старше, ей двенадцать.

Прямота Льва Сергеевича убивала супругов Сорокиных. Ну как это можно: про родную дочь так сказать! «Черт дернул детей нарожать». Ужас! Просто верх неинтеллигентности.