Алексей Макеев - Производственный секрет

Он хотел повернуться, чтобы уйти, но Гриб так сжал его руку, что Арнольд Евгеньевич вскрикнул от боли.

— Ты, мозгляк! — уничтожающим тоном прошипел Гриб. — Ты все-таки пытаешься разговаривать со мной как равный. Но ты мне не равный. Ты — вошь на гребешке. Гнида. Я могу раздавить тебя пальцем. Но я этого не сделаю. Ты просто заплатишь мне деньги. Небольшие, четыреста тысяч всего. Для тебя это семечки, верно?

— Это не семечки, — прошипел в ответ Арнольд Евгеньевич, пытаясь вырвать руку из стальных пальцев Гриба. — Это огромные деньги. А ты, грязный шантажист…

— Ого, вон как мы заговорили! — презрительно скривился Гриб. — Конечно, я грязный шантажист, а ты весь в белом… Только учти одну маленькую деталь, гнида, — когда мы с тобой беседовали в твоем кабинете, я вел запись на диктофон. Я всегда так делаю, общаясь с клиентами. Во избежание возможных недоразумений и всяких юридических казусов. Ведь не побежишь, в самом деле, в арбитражный суд, чтобы выколотить из тебя компенсацию за издержки!

— Ты записывал наш разговор? — каким-то смешным детским голосом произнес Арнольд Евгеньевич.

Он мгновенно сник и, даже когда Гриб отпустил его руку, уже не делал резких движений. Он принялся растерянно озираться по сторонам, будто искал место, где можно спрятаться от невзгод жизни.

— Я записывал наш разговор, — подтвердил Гриб. — Хочешь послушать?

Арнольд Евгеньевич не ответил. Его лицо дергалось, точно его пытали электрическим током.

— Я убит, — сказал он наконец. — Кошмар.

— Кошмар начнется, когда моя запись попадет в руки какому-нибудь полковнику милиции, — сказал Гриб. — У тебя нет выбора. Надо платить. И запомни, любое твое телодвижение только ухудшает положение. Сейчас ты еще сохраняешь равновесие. Но если попытаешься нанять киллеров или побежишь в прокуратуру, то ты немедленно упадешь, и упадешь очень больно. Ты же умный человек! Признай неизбежное и прими его, как мужчина. Нет, конечно, я могу позволить тебе потешить самолюбие и дать некоторое время на фантазии. Ты посидишь у себя в уютном кабинете и будешь представлять себе, как выпускаешь из меня кишки, как отрезаешь мне голову, как сжигаешь меня в топке… Думаю, часа тебе на это хватит с лихвой. А дальше все-таки придется платить. Согласись, лучшего выхода не придумать.

Арнольд Евгеньевич, сделавшийся теперь совсем тихим и даже каким-то мечтательным с виду, опять ничего не ответил. Он медленно шел рядом с нахохлившимся Грибом и думал. Или просто переваривал услышанное.

— Я тебе помогу, — подал голос Гриб, которому надоело затянувшееся раздумье. — За какой срок ты успеешь собрать нужную сумму?

— Это очень сложно. Очень! — с излишней горячностью произнес Арнольд Евгеньевич. — Такие деньги!

— Ты собирался платить впятеро больше, — напомнил Гриб. — И не нужно сейчас изображать из себя жертвенного ягненка. Тут даже прослезиться некому. Я жду твоего слова. Когда будут деньги? Более двух дней я тебе дать не могу и не хочу. Баловство это. И учти, я все время буду рядом. Всякие неожиданные мысли о путешествии на Канары, о командировке в Приморский край гони прочь! Как только я увижу, что меня пытаются кинуть, я тут же привожу в действие свою запись. Представляешь, как будет звучать в кабинете следователя твой голос, умоляющий меня покончить с твоим же сотрудником Бекасом? Разумеется, ты можешь сказать следователю, что это шутка, дружеский розыгрыш. Возможно, он тебе поверит и отпустит с миром…

До Арнольда Евгеньевича постепенно, видимо, начинала доходить беспощадная мысль, что деваться ему некуда. Тогда он решил попытаться выжать из ситуации хоть какую-то пользу, пускай даже относительную.

— Хорошо, я выплачу тебе эти деньги, — сказал он почти ровным голосом. — Послезавтра…

— Завтра, — отрезал Гриб. — После обеда. В твоем офисе. Я приду без доклада.

— Но ты принесешь запись?

— Да пожалуйста! — улыбнулся Гриб. — Хоть десять копий. Оригинал-то все равно будет храниться в недоступном для тебя месте. Но это не должно тебя тревожить, если ты выполнишь мои условия. Я лишнего не беру, ты знаешь.

— Тогда… м-м… Тогда, может быть, все-таки попытаешься разыскать диск? — почти заискивающе сказал Арнольд Евгеньевич, заглядывая Грибу в глаза. — Ведь ты же вышел на кого-то, раз потерял своих людей.

— Вышел, да, — согласился Гриб. — Там в твоем списке значится Тенин. Самого разыскать не удалось, но нам капнули, где прячутся его шестерки. И этот Бекас. По описаниям все сходилось. Его стерегли трое. Но ты учти, что из этих троих двое мертвы, а третий ранен и, скорее всего, не выживет. Мы едва замели следы, а ты хочешь, чтобы мы опять начали крутиться вокруг этих трупов… Мой тебе совет — поставь крест на Бекасе и той хреновине, которую он у тебя украл. Здесь уже ничего не поправишь.

— Да, уже не поправишь, — эхом отозвался Арнольд Евгеньевич и неожиданно снова сложил зонт.

Холодные струи дождя стекали по его горящему лицу, и это, видимо, приносило ему облегчение. Гриб осуждающе посмотрел на него и похлопал по мокрому плечу.

— Не нравишься ты мне, — сказал он. — Ты соберись! Послезавтра что хочешь делай — хоть в запой уходи, хоть в космос лети. А до завтра сделай, что я тебе сказал. Иначе…

— Да, иначе будет худо, — согласился Арнольд Евгеньевич, как человек, полностью разделяющий мнение собеседника. — В создавшихся условиях вариант, который ты предложил, можно назвать единственным. Завтра я все сделаю. Я все понял. Жду тебя завтра после обеда.

— Я зайду буквально на пять минут, — предупредил Гриб. — Все должно быть готово. Зашел — вышел. Получится по-другому — пеняй на себя!

— Ты можешь быть спокоен. Все будет, как ты сказал, — покорно ответил Арнольд Евгеньевич.

С проспекта Мира свернули направо и вскоре увидели стоящий как бы на отшибе жилой квартал, окутанный дымкой беспрерывно моросящего дождя. Еще дальше был пустырь, серый, мокрый, беспорядочно усаженный деревьями, которые сейчас казались похожими на набухшие от влаги веники.

Гуров сделал знак остановиться. Крячко, сидевший за рулем чужого автомобиля, затормозил и посмотрел в зеркало на идущую следом «Ладу» с оперативниками. Вторую группу, в которую входили Стенин и два молодых сотрудника, возглавлял Милютин. Но вся ответственность за операцию была возложена на Гурова. Правда, возложил он ее на себя самостоятельно, не желая терять времени на согласования и отчеты. Оправдывал свое решение он тем фактом, что связаться с генералом Орловым ему не удалось, а коллеги, со своей стороны, считали принятое решение разумным и своевременным. «Прощения попросим после победы! — решил про себя Гуров. — Момент упускать нельзя. Он этого нам не простит, момент!»