Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]

Гэбист не опускал глаз, понимая, что милицейский сыщик хочет сообщить самое важное, но не может решиться. Гуров собирался сказать одно, произнес совсем другое:

— Если этой ночью застрелят спикера, а вы ликвидируете убийцу, я вас найду и вся служба безопасности вас не спасет.

— Хорошо, я согласен, — охранник кивнул, голос у него был спокоен, словно они говорили не о жизни и смерти, а договаривались поутру идти на рыбалку.

— Спокойной ночи, — Гуров прошел коридором, получил свои пистолеты, наручники и ключи и спустился по мраморным ступенькам в парк. В его квартире светились окна, сыщик знал, кто его ждет, принимал судьбу покорно, как истинный христианин.

Вера верой, а профессия профессией, — он распахнул дверь ногой и шагнул в сторону.

— Здесь Гранин. Если не считать только початой бутылки коньяка, то я один.

Гуров вошел, оглянулся, пожал полковнику руку, упал на тахту.

— Излагай короче, если я не высплюсь, то поутру залезу под трамвай. Начни с Николая. Когда, где, как? — Гуров закурил, откинулся на спинку и прикрыл глаза.

— В пятнадцать, в его квартире, спящего, из пистолета того же калибра, — Гранин после обильного ужина успел окончательно протрезветь, продолжал пить кофе.

— Никто и ничего, — утвердительно сказал Гуров.

— Никто и ничего, — ответил Гранин.

— Нормально. Что еще нового?

Гранин рассказал об обеде-ужине в ресторане, о записи разговора между депутатами-оппозиционерами и Юсовым.

— В принципе, пустая болтовня, за исключением того, что Бесковитый считает себя основным кандидатом.

— Это важно, — пробормотал Гуров, стряхнул пепел и спросил: — Кто тебе сообщил о болезни сестры Николая и о том, что она выезжала лечиться за рубеж?

Гэбист мгновенно понял — вопрос не свалился с потолка, сыщик получил дополнительную информацию.

— Исполнителя не помню, все обычным путем, я заказал установку, через несколько часов получил ответ.

— Лживый ответ. Сестра имеется, больна отнюдь не так тяжело, лечиться никогда не выезжала. — Гуров погасил сигарету, встал и с хрустом потянулся. — До чего же хреново у вас работают, Сергеич, даже смешно.

— У нас так же, как и у вас, разные люди, и они по-разному работают.

— Не заводись, против тебя лично я ничего не имею.

— Спасибо. Что у тебя?

— Дела уголовные, к политике отношения не имеют, пытались добыть информацию о Профессоре, пока без результата.

— Ты установил технику у Сабурина?

— Зачем тебе? Дело незаконное, не знаешь — не отвечаешь. Разбегаемся, давай спать.

— Темнишь, сыщик!

— Есть немного, — признался Гуров. — Обещаю, если у меня появится что-нибудь серьезное, ты узнаешь об этом первым.

Оперативники распрощались, Гуров запер за гэбистом дверь, проверил все окна, сунул под подушку «вальтер» и мгновенно заснул.

Уже в восемь утра Гуров находился в кабинете МУРа, прослушивал запись звонков. Их было пять, у всех информаторов были нелады с русским языком. После многократного прослушивания, расшифровки искалеченных и недоговоренных слов, перевода их на русский получилось следующее: около сорока, среднего роста, плотный, полноватый, светлый, блондин или рыжий, лохматый, грязный, любит кошек, живет за мостом… Надо понимать, в Замоскворечье.

Все было понятно, кроме — грязный. Гуров перемотал пленку, включил автоответчик.

Фрол Осипов, которого назвал арестованный Савиков, жил в одном из переулков старого Арбата, в трехэтажном доме, вдвоем с сожительницей занимал комнату в трехкомнатной квартире. Соседи больше года как переехали, желающих поселиться в освободившихся хоромах не нашлось, так что практически супруги владели отдельной квартирой. Оперативникам повезло: черный ход отсутствовал, и Крячко со Светловым поставили свои машины в переулке, один приткнулся к забору новостройки, другой встал между двух иномарок. При современной аппаратуре, которой обладали оперативники, прослушивать квартиру на втором этаже было делом пустяковым.

Ночь прошла муторно, тоскливо, оперативники изредка переговаривались, в основном определяя, кто час подремлет, а кто бдит.

В девять утра, когда переулок давно проснулся, люди побежали на работу, по магазинам, в общем, начали жить, Крячко увидел Гурова, который прошел мимо, жестом приглашая следовать за собой.

Они присели на скамейке крохотного сквера. Не ожидая вопроса, Крячко сказал:

— Пока пусто, пьяная матерщина, звонков не было.

— Терпи, Станислав, понимаю, что не дело такого аса столь бездарно использовать, — ответил Гуров, — но сам понимаешь… Машину у тебя забираю, моя слишком известна. Через час Савикова выпустят на волю, они должны зашебуршиться.

— Лев Иванович, не нравится мне наше занятие, и не потому, что тоска зеленая, — сказал Крячко. — Фрол барыга и алкаш, не могут его в серьезном деле использовать.

— У каждого человека не одно лицо, даже не два, терпи. Командиру, Профессору или Академику, совершенно необходимо переговорить с Савиковым, проверить его, узнать, что мы знаем. Конечно, сам он на связь с Савиковым не пойдет, но человека пришлет обязательно. И первый контакт с Савиковым установит именно Фрол Осипов, потом передаст в другие руки. Именно эти руки нам и нужны. Так что, как только передача состоится, Осипова бросай, переключайся на третье лицо.

— Да, понимаю, — тоскливо протянул Крячко, — главное, было бы на кого переключиться.

— У тебя есть другие предложения?

— Держи. — Крячко передал Гурову ключи от машины. — Будут новости, сразу звони нам в машину, что-то у меня за Бориса душа болит. Следовало парню тут болтаться, а по адресам мне идти.

— Что душа болит, хорошо, значит, она живая. А глупости говорить начальнику отдела МУРа не к лицу. Удачи, и я тоже жду вашего звонка.

— Удачи, удачи. — Крячко проводил взглядом статную фигуру полковника и вразвалочку, шмурыгая, так ходят люди, еще не опохмелившиеся, направился к машине Светлова.

Крячко отлично понимал Гурова, для выполнения задания, порученного Вакурову, нужен парень, зрелый мужчина не годится, однако знать и чувствовать — вещи разные. Нехорошо было на душе подполковника, он ощущал себя человеком, спрятавшимся за бруствер и пославшим приятеля в простреливаемую зону.

Борис Вакуров пребывал в отличном, бесшабашном настроении, он не учился актерскому мастерству, но оперативником был уже опытным и знал: если ты кого-нибудь изображаешь, следует начинать со своего нутра. Проверяемые были примерно его возраста. Крячко посоветовал, и Борис с начальником согласился, что самая хорошая легенда — разыгрывать человека, вернувшегося после многолетнего отсутствия и заскочившего к приятелю, с которым последний раз виделся лет семь-восемь назад. И вот оказался рядом с домом, вспомнил детство и решил заглянуть.