Николай Псурцев - Без злого умысла

— Где ж ты, милый, заработал столько? Украл?

Парень скривился.

— Пусти, — простонал он.

— Ты ответь сначала.

— Шабашим мы, шабашим в Белой Речке.

— Кто там предсельсовета?

— Тимофеев Василий Савич.

— А живешь у кого?

— У Паниных, у Паниных живу. Отпусти.

— Все верно сказал. Значит, отпущу. И последнее. А тебя как величать?

— Кондюрин Михаил…

Мохов отшвырнул от себя руку Кондюрина, отпихнул его самого от машины, с сожалением взглянул на парня, включил первую скорость и погнал в сторону отдела.

Не было теперь у Павла никаких сомнений, он подавил их в себе, заглушил на время или навсегда, пока неизвестно, но он знал, что выбрал правильное решение, единственно правильное.

Вернувшись в отдел, он попросил дежурного дать указание размножить фотографию Юркова и раздать ее сотрудникам.

Мохов не ожидал, что Григоренко позвонит так скоро. Тем не менее в трубке звучал именно его чуть сипловатый бас:

— Кажется, я узнал, что тебе надо.

— Кажется или точно? — нетерпеливо спросил Мохов.

— Как сказать, начальник, может быть, это не то, что ты ищешь, — Григоренко вдруг замялся. — Есть один малый на рынке, дня два как появился. Поделками из деревяшек приторговывает. Симпатичные такие зверушки. Но зверушки — это как бы маскировка. Людишкам разным он осторожненько предлагает товар, прямо так и говорит с такой улыбкой кошачьей: «Чудный товарчик имеется, не прогадашь, приятель…»

— Когда он появляется? — перебил Мохов.

— К вечеру. Сегодня часам к пяти обещался.

— Значит, так. Я к пяти подойду к главным воротам. Увидишь меня, покажешь того парня. Договорились?! И еще, не позже чем завтра позвони, а лучше зайди к директору Дома народного творчества Льву Яковлевичу Белому. Я его предупредил насчет тебя.

Он ждет.

— Как не… так сразу. — Иван растерялся. — Я же не умею ничего…

— Главное, у тебя божий дар есть, так мне кажется, во всяком случае, а там научат. Лев Яковлевич — человек достойный.

— Спасибо тебе, Павел Андреевич. — Если бы Иван мог, он прослезился бы. — Хочешь, слово дам, что — пить с сегодняшнего дня брошу?

— Хочу, — сказал Мохов.

Повесив трубку, он поднялся к начальнику уголовного розыска, сообщил о звонке и попросил выделить в его распоряжение нескольких оперативников, которые еще не успели примелькаться в городе. Мохов объяснил, что задерживать этого парня с рынка он сразу не хочет, надо посмотреть, где он прячет пушнину и как она к нему попадает. Начальник был с ним полностью согласен. Они обговорили детали, и Мохов вернулся к себе.

Первым делом он попробовал изменить внешность. Еще несколько лет назад в Омске, в магазине ВТО, он купил бутафорские усы, купил так просто, на всякий случай, но, когда приехал на место распределения, похвалил себя за дальновидность. В небольших городках работников милиции многие жители знали в лицо. И нередко бывало, что кто-то из сотрудников попадал в казусные или просто смешные ситуации. Потому что к нему обязательно подходили знакомые, здоровались, интересовались состоянием преступности на сегодняшний день, любопытствовали, нашлась ли утерянная собачка соседки.

Усы уже два раза выручали Мохова. Настало время, когда они могли понадобиться в третий раз. Усы он приладил быстро и изменил прическу, зачесав волосы на другую сторону. Пришедший через час Пикалов остолбенел, увидев за столом Мохова незнакомого усатого мужчину. Он даже хотел спросить: «Вы к кому, гражданин?» Но вовремя удержался и не попал в глупое положение. Потом бы шуткам по этому поводу в отделе не было бы конца. Пикалов шагнул к незнакомцу и пристально вгляделся в него. Тут Мохов не выдержал и расхохотался. Он был доволен: раз друзья его не узнают, то просто знакомые тем более пройдут мимо и не оглянутся. Натянув короткую бежевую спортивную курточку, он изменился еще больше. Узнав, куда направляется Мохов, Пикалов взмолился, чтобы тот взял его с собой, но горячие уговоры его не имели успеха.

Это был самый большой рынок в городе. Он не имел никакого официального наименования — Зеленогорский или Новогрельский. Его просто так и звали — рынок. Лет десять назад его оградили забором, а то бы он так и рос по площади и по разбегающимся от нее улочкам. К вечеру здесь всегда было шумно и многолюдно. А в воскресные дни горожане, принарядившись, приходили сюда семьями, как на ярмарку в стародавние времена. Возле главных ворот, на тротуаре и мостовой тоже толпились продавцы и покупатели. Те, у кого не было разрешения на торговлю в рядах, пытались сбыть свои поделки у самого входа. Торговали корзинками, игрушками, леденцами на палочках, примитивными статуэтками и разной другой всячиной.

Мохов, опустившись с Кедровой, увидел долговязую, слегка сгорбленную фигуру Григоренко сразу. Неторопливые неуклюжие движения Ивана контрастировали с суетливой, энергичной толпой.

Несмотря на то что Мохов предупредил его, что изменит свою внешность и будет в куртке и джинсах, Иван несколько раз пробегал по Павлу неузнающим взглядом и принимался смотреть совсем в другую сторону. Мохов подошел ближе, и, когда Иван снова не спеша повернулся, Павел подмигнул ему. Иван изумленно мотнул головой, и в глазах его Мохов прочел одобрение. Павел с интересом огляделся, наклонился к какому-то низенькому небритому мужичонке, потрогал деревянного оленя, справился о цене, услышав, поцокал языком, сделал попытку поторговаться, и, к его удивлению, мужичонка тут же уступил. Мохов посмеялся над такой сговорчивостью и хотел было уйти, но мужичонка удержал его и сказал, что отдаст олененка вообще за копейки. Мохов усмехнулся, но олененка купил. Тем временем Григоренко двинулся в глубь рынка. Павел сунул олененка в карман и неторопливо побрел вслед за ним. Он не оглядывался и не озирался по сторонам в поисках сотрудников, которых выделил ему начальник розыска. Он знал, что они рядом, в любой момент он мог связаться с ними по миниатюрной рации, спрятанной под рубашкой.

Посреди рынка ровными рядами расположились крытые прилавки. Всякий раз, когда Мохов бывал здесь, он не переставал удивляться пестроте и разношерстности стоявших за этими прилавками людей. Откуда, казалось бы, здесь могли взяться узбеки, грузины, азербайджанцы из Средней Азии и с Кавказа: до городка путь неблизкий. Да и городок-то сам маленький и незначительный. Новосибирск или Омск — это еще куда ни шло. Но тем не менее Желтели на прилавках похожие на мячи для регби огромные дыни, круглолицые, дочерна загорелые узбеки, коверкая русские слова, с жаром расхваливали свой товар: «Не хочэшь дыня, кушай виноград, вкуснай, сладкай», — выкрикивали и потрясали прозрачными гроздьями. Грузины, те были молчаливей и солидней, они не призывали покупателей; в отличие от узбеков они были уверены, что их товар — гранаты, хурма, маринованные черемша, перец и, конечно, цветы — не пропадет. Скрестив руки, они гордо взирали на шумную толпу.