Юсси Адлер-Ольсен - Тьма в бутылке

Сегодня он предстал как господин «кто угодно». Они запомнят его возраст, диалект и темные очки. Узкие или пухлые у него губы, округлые или острые скулы, — этого они не вспомнят. Поэтому он был уверен в себе после этой вылазки. Естественно, они не забудут о произошедшем и вспомнят некоторые черты его лица, но не узнают его, увидев в реальной жизни.

Нет-нет, пускай начинают расследование, какое им вздумается, им все равно толком ничего не известно. Дом в Ферслеве и фургон уничтожены, он действовал по горячим следам. Исчезновение простого человека, живущего на одной из обычных улиц в Роскиле. Мужчины, живущего в одной из миллионов вилл в этой маленькой стране.

Спустя несколько дней, когда Исабель заговорит, они наверняка узнают, чем занимался этот человек все эти годы, но так и не узнают, кто он такой. Об этом знал лишь он сам, и нужно, чтобы так было и впредь. Однако обсуждения истории в СМИ не избежать. Причем подробного и обстоятельного. Они захотят предупредить потенциальных жертв, а следовательно, нужно будет на какое-то время приостановить свою деятельность. Вести скромный образ жизни на накопленные средства и подыскивать себе новые точки базирования.

Он оглядел свой аккуратный дом. Несмотря на то, что жена поддерживала порядок и исправно вела хозяйство, как и несмотря на то, что они вкладывали немалые деньги в ремонт, момент для продажи был не самый подходящий, учитывая кризисные времена, однако продать дом было необходимо.

По собственному опыту он знал — решив исчезнуть, нельзя довольствоваться сожжением пары мостов. Новый автомобиль, новый банк, новое имя, новый адрес, новый круг общения. Сменить нужно было всё без исключения. Только приготовьте хорошее объяснение для окружающих, чтобы они поняли, почему ты решил исчезнуть, и все получится. Новая работа за границей, приличные деньги, хороший климат… Каждый поймет. И никто не удивится.

Короче говоря, ни единого поспешного и иррационального поступка.

Он остановился в дверном проеме перед горой ящиков и несколько раз громко позвал жену. Простояв несколько минут и не дождавшись никаких признаков жизни с ее стороны, отвернулся и ушел.

Это его удовлетворило. Усыпив любимого питомца, мало кто потом долго убивается; примерно то же он испытывал в настоящий момент. Теперь всё в прошлом. Почти то же самое.

Вечером, по окончании турнира по боулингу, он загрузит труп в машину, отвезет в Вибегорден и все уладит. Жена и дети должны быть уничтожены. И как только их тела растворятся и нефтяной бак очистится спустя пару недель, все будет в порядке.

Его теща получит от дочери слезливое прощальное письмо. Из письма станет понятно, что плохие отношения между матерью и дочерью повлияли на принятое решение об эмиграции, и что как только раны будут исцелены, с ней свяжутся.

А когда неизбежно наступит время, когда теща начнет беспокоиться, а возможно, даже выскажет некие подозрения, он вернется домой и заставит ее написать собственную предсмертную записку. Ему не впервой пичкать человека снотворным.

Но для начала он уничтожит коробки, отремонтирует и продаст автомобиль и выставит дом на продажу. Затем отыщет в «Гугле» комфортабельный коттедж на Филиппинах, заберет Бенджамина, уверит сестру, что та по-прежнему будет получать от него деньги, а потом через всю Европу доберется до Румынии в какой-нибудь старенькой развалюхе, которую можно будет бросить на любой улице, зная, что вскоре ее разберут по винтику.

Билеты на самолет, выписанные на новые имена, никому не скажут ничего о том, кто они такие в действительности. Нет-нет, никто не заподозрит ни в чем маленького мальчика и его отца, направляющихся из, скажем, Софии в Манилу. Подозрения могли бы возникнуть, если бы они ехали в обратную сторону.

Четырнадцать часов полета — и вот оно, будущее.

Он вышел в коридор и взял сумку для боулинга «Эбонит». В ней лежало оборудование, предназначенное для триумфа, — в победах не было недостатка на протяжении многих лет. Если ему и придется скучать по чему-то из прошлой жизни, то именно по этому.

На самом деле никто из товарищей по команде его не волновал. Несколько из них были настоящими идиотами, которых он с удовольствием заменил бы другими. Все они являлись простыми людьми, с незамысловатыми идеями и примитивным образом жизни. С обычной внешностью и обычными именами. Да они могли быть кем угодно, главное — тот факт, что они занимали тот престижный уголок в общей классификации, куда попадали лишь набиравшие в среднем более двухсот двадцати пяти баллов. Звук десяти кеглей, одновременно падающих в аппарат, был звуком успеха, и так воспринимали его все шестеро.

Вот тут и заключалась вся тонкость.

Команда выходила на дорожку, чтобы завоевать ее. Поэтому он приезжал туда на каждый турнир. Приезжал ради самого турнира и, естественно, ради Папы, его особого друга.

— Эй! — крикнул он, подойдя к барной стойке. — Сидите тут? — Как будто они собирались сидеть в другом месте.

Товарищи по команде подняли руки, и он хлопнул каждого по ладони.

— Что пьете? — поинтересовался он. Это был своеобразный пароль-приветствие для собравшихся. Как и товарищи, перед соревнованием он предпочитал минеральную воду. Чего не скажешь о противниках. И это было их ошибкой.

Несколько минут они обсуждали слабые и сильные стороны команды, против которой им предстояло играть, а также о том, как оценивают они свои шансы на победу в чемпионате, назначенном на Вознесение.

И наконец он произнес это вслух:

— Обстоятельства так сложились, что вам придется подыскать вместо меня другого игрока к предстоящему соревнованию. — Развел руками в извинительном жесте. — Я сожалею, парни.

В глубине их взглядов читалось сожаление о предательстве. Некоторое время все молчали. Свен более яростно, чем обычно, переваливал во рту жевательную резинку. Они с Биргером не скрывали своей злости. Оно и понятно.

Нарушил молчание Ларс:

— Рене, как-то неприятно это слышать. Что случилось? Опять из-за жены? Как обычно?

Все поддержали высказанное предположение.

— Нет. — Он позволил себе усмехнуться. — Нет, на самом деле сейчас причина не в ней. Нет-нет. Меня назначили управляющим директором в совершенно новую компанию в ливийском Триполи, специализирующуюся на выработке солнечной энергии. Но не волнуйтесь, я вернусь через пять лет, дальше мой контракт не продлят. И тогда вы, конечно, возьмете меня в команду старичков, а?

Никто не засмеялся, да он и не рассчитывал на смех. То, что он делал, называлось святотатством. Наихудшее, что можно было сотворить против команды непосредственно перед началом состязаний. Ибо слова, засевшие в головах товарищей, отнюдь не способствовали верному направлению пускаемых шаров.