Анджей Выджинский - Время останавливается для умерших

— Вполне может быть, — первый раз вступил в разговор полковник. — Однако я прошу вас не высказываться о том, как было дело. Этого никто не знает. Мы должны держаться одного: нужно найти человека, который запер в сейфе Эмиля Зомбека. Без этого мы не продвинемся ни на шаг. А есть ли у вас какие-нибудь достижения именно в этом направлении?

Майор смотрел, на нас и ждал. Мы смотрели на майора и тоже ждали. Мне было интересно, кто первый решится сказать шефу о том, что мы до сих пор толчемся в тупике и не сумели найти ничего конкретного.

— Видимо, вы можете рассказать так много, — усмехнулся полковник, — что должны сначала упорядочить все это в мыслях.

Майор Птак не выдержал, откликнулся первым.

— Убийца не оставил никаких следов — ни на ключах, ни на выключателе, ни на столе, ни на дверной ручке. Нигде. Возле фундамента нового цеха в яме с известью мы нашли мужские ботинки сорок второго размера. Это немного, если учесть, что половина работников «Протона» носит такую обувь. И неизвестно, имеют ли они нечто общее с убийцей. Выбросить ботинки мог и кто-то другой.

— Возможно, — несмело подал голос сержант, — однако собака привела нас из комнаты кассира именно к этой яме. Там след оборвался.

— Как ни крути, выходит одно, — буркнул майор. — опорки ни к чему не привяжешь.

Он посмотрел на шефа, словно хотел найти у него поддержку своим словам. Однако тот, как я заметил, остался непробиваемым.

Тогда майор обратился ко мне:

— А Марьян, муж Фальконовой? — И к полковнику: — Фальконова жила с Зомбеком в течение пяти лет.

Дочка дворника Макуха даже боялась, что этот Марьян, известный скандалист, как-нибудь вломится к Зомбеку и прибьет его. — И снова ко мне: — Как с этим Марьяном? У вас как будто было время, чтобы…

— Проверено, — сказал я. — Муж Фальконовой уже несколько дней сидит за взлом пивного ларька. Это уже четвертый его ларек.

Слова попросил поручик.

— Все это подтверждает мою версию о том, что надо разрабатывать Мартина Пакоша. У него очень нетвердое алиби. Слабый характер, две судимости…

Полковник в третий раз прервал тишину:

— Подумайте обо всем как следует, может, на что-нибудь и выйдете. А вас, — обратился он к майору, — я попрошу зайти ко мне.

Они вышли.

Сержант целый час просидел на краешке стула, стесняясь присутствия сразу двух больших начальников. Теперь он устроился поудобнее, оперся на спинку.

— Нам нужно еще иметь в виду, — начал он, — что надпись, нацарапанная кассиром, может оказаться и ложным следом.

— Сержант, — откликнулся поручик Витек; он всегда принимал категоричный, не терпящий возражений тон, когда обращался к подчиненным, — сержант, трудно понять, откуда вы берете нелепые концепции подобного рода. Ведь кассир сделал это вполне сознательно.

— Но Зомбек отвинтил три болта, так? — спросил Клос, не рассчитывая, впрочем, на ответ, — Когда же он понял, что у него не хватит сил на четвертый, то начал царапать ножом эти буквы. А поскольку к тому времени он уже начал терять сознание, можно предположить, что эта работа уже не контролировалась рассудком. Возможно, он даже не соображал, что именно пишет. Состояние агонии.

Поручик снисходительно улыбнулся.

— Сержант, оставьте эти домыслы. Слишком рано оценивать, ложный это след или нет. Я думаю, что мотивом убийства было желание отомстить. И считаю, что подозревать в нем мы сейчас можем только Мартина Пакоша. У вас есть другая кандидатура?

— С мотивом личной мести согласиться можно, — сказал сержант, — но я не верю, чтобы это сделал Пакош. Нужно искать кого-то другого, и не здесь.

Сержант, — говоря это, поручик наклонился впереди я хотел бы поговорить с капитаном Вуйчиком. Вы можете идти.

Сержант встал. Я чувствовал, что его уязвил тон поручика. Однако Клос был так уверен в правдивости своих слов, что, уже стоя в дверях, обернулся и громко сказал:

— Пакош не в счет, его бы Зомбек никогда не впустил в комнату. Именно Пакоша не впустил бы.

Сержант закрыл за собой дверь.

— Послушай, — обратился я к Витеку, — мне не нравится, что ты с таким превосходством относишься к сержанту. У Клоса огромный опыт. И не обижайся, но в некоторых делах, связанных со следствием, он разбирается лучше тебя. Скорее мы с тобой оба можем у него кое-чему поучиться.

Поручик был настолько молод, что его самоуверенность и заносчивость меня не слишком удивляли. Я хотел втолковать ему только одно: уж коли мы работаем над этим делом вместе с сержантом, то держаться нам нужно как равный с равным.

— Ты согласишься, чтобы я один допрашивал Пакоша? — спросил Витек. — Протокол я положу тебе на стол.

Я согласился, хотя после замечания Клоса, что Зомбек ни за что не впустил бы Пакоша в комнату, начал верить в невиновность Мартина, несмотря на проклятые первые буквы его имени: «МАР». Мар, мар, мар! Что в этом крылось, что имел в виду Зомбек, о чем хотел нам сказать?

Поручик Ян Витек допрашивает Мартина Пакоша.

— Я ни в чем не виноват, — заклинает Пакош, — клянусь, я невиновен!

— Послушайте, Пакош, на вашем месте я бы говорил то же самое. Каждый отпирается, прежде чем поймет, что уловки его только губят. Ведь Зомбек вас очень сильно обидел.

— Да, обидел.

— Будучи в заключении, вы, наверное, часто о нем Думали?

— Да, думал.

— О чем конкретно? Что после освобождения нужно Дать ему урок…

— Я думал только о том, что должен с ним поговорить. Хотелось ему доказать, что это не я. Я не искал никакого другого удовлетворения.

Поручик встает, кладет руку на плечо Пакошу.

— Ну вот! Наконец! Хотели с ним поговорить. И поэтому тридцатого пришли в «Протон» в пять часов…

— В шесть! — почти кричит Пакош. — Когда меня выпустили, я решил отказаться от этого разговора. Он бы мне все равно ничего не дал, не загладил бы обиды. Я, правда, не крал этих денег!

— Объясните тогда, почему Зомбек так хотел от вас избавиться? Что произошло между вами, если он потребовал вашего увольнения и суда? Поймите, что у него должна быть какая-то причина! Точно так же, как существует повод для вашего задержания. Без причины ничего не делается.

— Возможно, я чем-то мешал Зомбеку?

— Мы, естественно, подумали и об этом. Но тогда, чем же таким занимался кассир, если кто-то был для него помехой? В чем вы могли ему помешать?

— Я не знаю, действительно не знаю. Кассир не делал ничего такого. Работал хорошо, добросовестно. Не воровал, не подделывал счетов. Но я думаю, что все-таки что-то было, если он так бездоказательно мог обвинить меня в краже. Что-то должно было быть.

— Пакош, послушайте: понятно, что обиженный и несправедливо обвиненный человек чувствует ненависть к своему обидчику. И вполне психологически обоснованно желает отомстить.