Анджей Выджинский - Время останавливается для умерших

— Это не мешало ему при ходьбе? Он не хромал?

— Нет. Можно узнать, почему вы спрашиваете об Эмиле?

— Потому, что вы его знали, — ответил я уклончиво.

Затем попросил разрешения заказать телефонный разговор с управлением. Сказал, что узнаю, сколько он будет стоить и сразу же заплачу. Монахиня придвинула ко мне железный аппарат. Я заказал срочный разговор на имя сержанта Клоса.

— А откуда взялся тут Эмиль Зомбек? Где сестры его нашли?

— Это не мы, — ответила монахиня. — Его привел к нам здешний ветеринар, доктор Шыдло.

— Вы знаете об этом докторе еще что-нибудь?

— Люди говорят, что иногда он выпивал с немцами. Однако, что его винить — он был вынужден это делать, так как работал в канцелярии старосты. Шыдло здесь уже не живет. Уехал через несколько месяцев после окончания войны. Кажется… в Колюшки… впрочем, в этом я не уверена.

Снова Колюшки! Как на почтовой марке. Если ветеринар знал Эмиля с детства, то именно он мог отправить открытку с поздравлением и даже навестить своего давнего знакомого. Необыкновенное стечение обстоятельств.

— Откуда вы знаете, что ветеринар уехал в Колюшки?

— Я вам уже сказала, что не уверена в этом. Лет пять назад, во время рождественского поста, нам позвонили по телефону. Я узнала голос доктора Шыдлы. Он спрашивал, не осталось ли после Эмиля каких-нибудь бумаг. Я ответила, что нет. Метрику он носил с собой. На этом и кончился междугородный разговор.

— Шыдло вам сказал, что звонит из Колюшек?

— Нет, он вообще не представился. Просто телефонистка с местной почты спросила меня, закончились ли переговоры с Колюшками. Больше ничего об этом не знаю.

Громко забренчал телефонный звонок.

Я опередил монахиню и первым поднял трубку. Отозвался сержант Клос.

— Франек, был ли кассир щербатым? — спросил я.

— Возможно. В верхней челюсти у него стоял мост. Зачем это тебе?

— А не было ли у него раздробленного большого пальца на правой ноге?

— Этого в протоколе, по-моему, не значилось. Очевидная причина смерти не требовала такого уж подробного осмотра. Скорее всего, этого просто никто не проверял.

— А медальон? Был ли у него серебряный медальон на груди?

— Медальон был, это — сходится. Серебряный. Очень потертый, как это обычно и бывает при высокой пробе серебра. Но надпись на обороте была еще разборчивой: «Эмилю в его первый день рождения — Мама».

— Франек, в Колюшках еще не нашли того человека? Мы выслали новый словесный портрет… Ты знаешь, о чем я говорю.

— От них еще ничего не было. Когда ты вернешься?

— В ближайшее время не вернусь. Я с тобой еще свяжусь. Знаешь, откуда звоню? Ну, хорошо. Еду отсюда в место, указанное на почтовой марке.

— Если едешь, значит знаешь зачем. Привет.

Я созвонился с центральной телефонной станцией и узнал, сколько стоил разговор с Варшавой. Подал монахине деньги и спросил:

— Кто рассказывал о смерти мальчика?

— Такой глупый, немного помешанный пастух Каппер. Он видел, как Эмиль уехал с какими-то солдатами. Потом услышал выстрелы в лесу. Но это какая-то ошибка. В этом лесу гестаповцы и жандармы постоянно расстреливали евреев, убежавших из гетто.

— Как звали того ветеринара?

— Бронислав Шыдло. Теперь ему уже лет пятьдесят.

Я поблагодарил любезную монахиню. Она молча указала мне на опечатанную банку для монастырских пожертвований. Пришлось «пожертвовать» несколько злотых, хотя я и не одобрял монашеской жизни. Легко бороться со злом и всякими соблазнами в отдалении от мира, за толстыми стенами запертых монастырей; гораздо труднее делать это, живя среди людей.

Я поехал в Колюшки и без труда разыскал там адрес Бронислава Шыдлы. Он был ветеринаром в одном из ближайших уездов.

Мне открыла дверь старая, глухая женщина с проволочными очками на носу. Ни о чем не спрашивая, она провела меня в загроможденную плюшевой мебелью комнату, в изобилии увешанную кружевными салфетками. На стенах висели оленьи рога и иконы в старинных окладах. Я сел и вынул из кармана отпечатанный в криминалистическом центре портрет мужчины, приходившего к Зомбеку за неделю до его смерти.

Вошел Бронислав Шыдло. Я еще раз бегло взглянул на фотографию и окончательно убедился: это тот самый человек, вернее, то самое лицо, с незначительными отклонениями от описания Фальконовой.

— Чем могу служить? — осведомился он.

Я спрятал снимок во внутренний карман пиджака и одновременно нажал кнопку спрятанного там магнитофона. Через рукав он был связан с микрофоном, вмонтированным в часы.

Шыдло неуверенно улыбнулся.

— Чья это фотография?

— Моей жены, — сказал я. — Люблю иногда посмотреть на ее портрет, так как мы редко видимся. Вас зовут Бронислав Шыдло?

— Да, — он был обеспокоен, однако держался хорошо. — Чем могу служить? Вы по какому делу?

— По такому, которое лично вас, в общем-то, не затрагивает.

Мне показалось, что напряжение с его лица исчезло.

— Мы хотели бы узнать, — тут я сказал, что являюсь офицером милиции, — что-нибудь, касающееся Эмиля Зомбека, которого вы во время войны привели…

— Ах, да! — прервал он меня. — Вы говорите об этом пареньке, понимаю. Это интересная история. Через деревню, в которой я тогда жил, проходил в Жешув эшелон с детьми и молодыми ребятами. Насколько знаю, на них проводили антропологические исследования и у них брали кровь для немцев. Из этого эшелона сбежало несколько человек, среди них был и Эмиль. Вечером он спрятался у меня в саду и целую ночь пролежал в кустах крыжовника и смородины. Там я и нашел его утром, спящего. Я прятал мальчика несколько недель, потому что гестапо и жандармерия обшаривали все окрестности в поисках беглецов. Это была ужасная трагедия для таких маленьких существ, беззащитных…

— Это трудно себе даже представить, — сказал я.

— Конечно, — согласился Шыдло. — Я укрывал Эмиля у себя, а потом переправил в монастырь, под опеку почтенных сестер. Они тогда держали у себя несколько десятков разных детей… Эмилем я интересовался и дальше. Это был очень понятливый мальчик. У него были исключительные математические способности. Я учил его…

Делая вид, что смотрю на часы, я выключил микрофон. Мне было достаточно уже записанного голоса Шыдлы.

— Вы виделись с ним после войны? — спросил я.

— После войны? Это очень длинная история, — уклончиво ответил ветеринар.

— Если у вас есть немного времени, расскажите, пожалуйста.

— Ну что ж… Когда немцы отступали, то забрали Эмиля с собой. Они подъехали на машине прямо к краю поля и подозвали мальчика. На шоссе стояла телега с ранеными солдатами вермахта. Ему приказали ехать вместо кучера, так как их возница, солдат, тоже был ранен и ослаб. Так Эмиль добрался до Одры. Там раненых погрузили в товарный поезд, а Эмиля отпустили.