Вольф Долгий - Только всем миром

Чекалин в упор смотрел на него.

— Можно простить то, что вы мелкий барыга, кусош- ник, — трудно, но можно. Можно понять и ваше желание скрыть эту малопочетную сторону своей жизни. Но вы своим умолчанием, во имя сохранения репутации, по сути, гробите, скорее всего, невинного человека и в то же время даете возможность преступнику лишний день, или пусть даже час, быть на свободе и безнаказанно творить зло… этого не только простить, но даже и просто понять невозможно. Да, есть вещи, которые нормальный разум не в состоянии постигнуть.

— Одну минутку, — сказал Гольцев. — Уж не хотите ли вы, чтобы я в угоду вам дал ложные показания? Подтвердил то, чего не было? Или — чего я не видел? Неужели только в этом случае я смогу избавиться от ваших, простите уж за резкое словцо, пошлых прописей?

— Вам кажется, что вы ведете себя как человек, который действительно ничего не видел и ничего не знает?

— Не понимаю, почему мне это должно казаться? Если так оно и есть.

— Вы все рассчитали, Гольцев, и неглупо рассчитали… кроме одной малости. Человек, которому и впрямь нечего сказать, по крайней мере, не станет оскорбляться по любому поводу. Не говоря уж о том, что такой человек, прежде чем сказать «нет», обязательно посмотрит на портрет, тщательно изучит его, подумает, а не встречалось ли это лицо когда-нибудь раньше. И если он все- таки скажет «нет», то непременно с чувством сожаления. Потому что он хочет помочь расследованию. Потому что у него нет задней мысли — утаить что-то. Вы же пришли сюда с заранее приготовленным «нет» — на все случаи жизни. Потому что вы задались целью скрыть свои делишки, любою ценой скрыть — пусть даже ценою чьей-то жизни. Чаша весов, на которых находится ваше благополучие, явно перевешивает все ценности мира. Понять вас было нетрудно. Поэтому я с самого начала предложил вам своего рода полюбовную сделку: не знаю, мол, и знать не желаю, чем вы там занимаетесь ночью в порту. Но вы и здесь, даже и здесь, повели себя подло… Ну, неужели вам непонятно, что по сравнению с делом, которым мы сейчас заняты, ваши шахеры-махеры копейки не стоят? Не скрою, вы здорово разозлили меня. Меня так и подмывает всерьез заняться вами. Но еще не поздно, я хочу сказать — для вас не поздно: скажите правду — и, даю слово, мы не станем копаться в ваших махинациях. Поймите, время уходит, время!

— Нет, — сказал Гольцев. — Ничего нового я не могу вам сообщить.

— Неаккуратно, а как неаккуратно вы себя ведете, Гольцев! Я еще не встречал человека, который с таким упорством действовал бы себе во вред. Обещаю вам твердо: мы уж постараемся вывести вас на чистую воду!

— Ничего у вас не получится, — сказал Гольцев.

— Почему бы это?

— Показания Буряка, как лица, заинтересованного в том, чтобы выгородить себя, недорого стоят. К тому же, сдается мне, чтобы доказать спекуляцию — надобно взять с поличным. Пока что бог миловал, а в будущем я тем более не дам повода сделать это.

— Резонно, — задумчиво проговорил Чекалин. — Если речь идет о спекуляции, тут, допустим, вас и правда нелегко достать. Но я сейчас не это имел в виду. К ответственности вы будете привлечены за дачу заведомо ложных показаний. Доказать же, что вы все-таки были в порту той ночью, не составит большого труда. Помните солдат, ждавших свой грузовик неподалеку от вас? Они дружно утверждают, что видели вашу машину.

Имеются показания Буряка. Есть еще не разысканные нами три моряка с «Бискайского залива», которые подходили к вам, — мы постараемся их найти, тем более что один из них, возможно, преступник. Не исключено также, что и убийца, когда мы его возьмем, признает в вас того владельца белых «Жигулей», который барышничал водкой… Ну, не приведи, как говорится, господь, чтобы он оказался главным свидетелем против вас!

— Я ничего не знаю.

— Сейчас мне придется вызвать конвой, — сказал Чекалин, и это были не пустые слова.

— Зачем?

— Чтобы вас доставили в КПЗ. Камера предварительного заключения.

— Такой злостный преступник?

— Такой. Будучи на свободе, вы можете мешать следствию. Ну что — вызываю конвой?

— Не надо. Я все расскажу. Только у меня просьба большая. Я прошу, чтобы вы не сообщали об этих моих делах на службу.

— Ну-ну, поторгуйтесь, — с брезгливостью произнес Чекалин.

— Да, вы правы, — сказал тогда свидетель Гольцев по прозвищу Калымыч. — Пусть будет как будет… Буряк говорит правду, он подходил ко мне. Покажите, пожалуйста, ваши рисунки. Да, этот парень был среди тех трех моряков, которые подходили к машине после Буряка.

— Долго они находились около вас?

— Считанные минуты.

— Куда направились потом?

— Я особо не присматривался. По-моему, к проходной. Нет, пожалуй, не все. Да, только двое пошли к проходной. Третий же — куда-то влево, в сторону автобусной остановки.

— Кто был этот третий?

— Мне кажется, что этот, с рисунков ваших.

— А группу солдат вы видели в тот момент, когда три моряка отошли от вас? — задал контрольный вопрос Чекалин.

— Нет, к этому моменту солдаты уже уехали.

— Откуда такая уверенность? Вы ведь были заняты разговором.

— Видите ли… Я все время держал происходящее вокруг в поле своего зрения.

— Зачем?

— Разве непонятно? Чтобы не попасться…

— Еще один вопрос. Наверное, последний. Вопрос, простите уж, щекотливый, но вы, пожалуйста, ответьте. Для нас это очень важно… Чем закончился ваш разговор?

— Ничем.

— Вы хотите сказать…

— Да, они ушли без водки.

Генерала на месте не оказалось, он был в городе, на каком-то заседании, — крепко не повезло! Но Мария Осиповна, секретарь генерала, узнав, что дело срочное, пообещала связаться с ним.

Чекалин нервничал: счет шел уже на минуты. Звонок майора Петрунина из портовой милиции как бы ускорил бег времени.

Петрунин выяснил, что банановоз «Бискайский залив», находящийся в настоящий момент в Приморьевске, в ближайшие часы покинет этот порт — сразу после выполнения необходимых таможенных и пограничных формальностей, и направится в далекую Венесуэлу. Это известие было поистине как гром средь ясного неба. И Чекалин, и Еланцев с Исаевым отчетливо сознавали: если чего действительно сейчас ни в коем случае нельзя допустить, так это того, чтобы банановоз ушел за пределы страны раньше, чем угрозыск побывает на его борту. Не только представители следствия, но и опознаватели: надо знать наверняка, есть или нет на борту этого судна человек, подозреваемый в убийстве. Двух мнений не было: следует задержать отход «Бискайского залива» до приезда оперативно-розыскной группы; на несколько часов задержать, учитывая, что до Приморьевска четыреста с лишним километров. Такое под силу разве что только генералу… В любом случае ему одному принадлежит решающее слово.