Хьелль Ола Даль - Последний расчет

– Его комната прямо за вами.

– Он спит, – пояснил Гунарстранна.

– Ага! – Женщина снова обаятельно улыбнулась. – Ясно.

Гунарстранна кивнул; на душе отчего-то потеплело. Незнакомка вызывала у него доверие.

– Подождите здесь, – велела женщина, похлопав его по плечу, и зашагала дальше. Зашла в кабинет в дальнем конце коридора. Скоро в комнате за спиной Гунарстранны послышался звонок. Спустя какое-то время звонок оборвался, и послышался хриплый мужской голос. Открылась дверь в конце коридора, и оттуда выглянула женщина в платке. – Стучите! – произнесла она одними губами и жестом изобразила стук в дверь.

Гунарстранна послушно исполнил ее приказ.

– Да? – спросил Буэнг, открывая дверь. Смотрел он дружелюбно и с некоторым любопытством.

Гунарстранна представился.

– Я полицейский, – добавил он.

– Правда? – спросил Буэнг. – Правда полицейский?

Гунарстранна заметил, что у Буэнга болезнь Паркинсона. Руки так дрожали, что он все время ударял пальцами в дверь, как будто барабанил какую-то мелодию.

Гунарстранна покосился на дверь кабинета – там стояла женщина в платке и широко улыбалась. Он глубоко вздохнул.

– Вы не хотите со мной прогуляться? – спросил он.

Женщина в платке подошла к ним и сказала:

– У Буэнга не очень крепкие ноги. Но у нас в саду очень хорошие скамейки.

Буэнгу еще удавалось передвигаться без посторонней помощи, хотя и очень медленно. Его руки и ноги непрестанно дрожали. Гунарстранна придержал для него парадную дверь. Они переглянулись. Буэнг поднял дрожащую руку.

– Трясучка проклятая, – пробормотал он и медленно, шаркая, вышел на солнце.

Сад был красивый, с высокой кипарисовой живой изгородью, дорожками, усыпанными гравием. Вдоль бордюра росли красивые, словно восковые, бегонии. Зато, мысленно отметил Гунарстранна, здешний садовник совершенно ничего не смыслит в розах. Посреди лужайки рос больной куст, на котором не было цветов. Между ветвями виднелся сильный, шипастый, светло-зеленый отросток, похожий на копье. Перед уродливым кустом стояла зеленая скамейка, вокруг которой скакали воробьи и подбирали с земли крошки печенья. Они сели. Для начала обсудили здешних сиделок и лекарства; разговор тек плавно. Буэнг насторожился, как только Гунарстранна произнес имя Хелене Локерт.

– Меня интересует ее дочь, – пояснил инспектор. – Катрине. Ее убили.

– Дочь, – задумчиво повторил Буэнг.

– Да, – кивнул Гунарстранна.

– Рождение уже не отменишь, – буркнул Буэнг и пробормотал: – Единственный сон, после которого просыпаешься и больше уже не засыпаешь.

Гунарстранна неуверенно хмыкнул в ответ, не зная, что отвечать.

– Говорите, она умерла? Значит, и дочка тоже… – проговорил старик.

Некоторое время оба молчали. Гунарстранне ужасно хотелось курить, но он стеснялся доставать свои сигареты.

– Мы с Хелене собирались пожениться, – продолжил наконец Буэнг. – Хотя из этого ничего не вышло.

– Да, – согласился инспектор.

Оба снова замолчали. Гунарстранна сунул руки в карманы и стал машинально нашаривать кисет, одновременно соображая, что делать дальше. На соседней скамейке сидели две старушки и ели кексы.

Спустя какое-то время они услышали скрип по гравию, и Буэнг поднял голову.

– Ничего ему не давайте, – негромко проговорил он. – Он ломает все, к чему прикасается. Позавчера взялся чинить ножницы для стрижки живой изгороди; как только он за них взялся, они развалились. Мастер называется! А потом он возился с новенькой газонокосилкой и довозился до того, что она сдохла…

– О ком вы говорите? – шепотом спросил Гунарстранна.

– Вон он идет – в берете. Опять у него руки чешутся что-нибудь починить – я по его походке вижу.

Проследив за направлением его взгляда, инспектор увидел старика в сером берете. Он быстро шагал по дорожке, выкидывая ноги в стороны. В руке он держал большой гаечный ключ и покачивал им из стороны в сторону.

– Буэнг, в те дни у вас, помимо Хелене Локерт, было еще много подруг, – решительно перебил его Гунарстранна. – Как говорится, с тех пор много воды утекло. Никого больше не интересуют прежние грехи… Пожалуйста, вспомните, с кем вы водили дружбу в те дни?

– Да, смерть… – философски заметил Буэнг. – Стоит только пройти по Карл-Юханс-гате, чтобы понять, насколько смерть бесплодна. Да и здесь, у нас, все сразу видно!

– Ладно. – Гунарстранна начал терять терпение. – У меня список… его еще тогда составили в полиции. Здесь говорится, что среди прочих на допрос вызывали неких Биргит Стенмо, Грете Рённинг, Оду-Беате Сёугстад, Конни Саксеволд… – Инспектор поднял голову и вздохнул. – Конни, – проворчал он. – Неужели родители дали своей дочери такое дурацкое имя?

– Конни была наполовину американка, – ответил Буэнг. – Обожала кофе с молоком и сахаром, хотя у нее был псориаз. Из-за псориаза у нее были ужасные комплексы… хотя причины были в основном у нее в голове. Кому какое дело, есть у женщины перхоть или нет? Видели бы вы ее ноги! Гладкие, как отполированный алюминий!

– Насколько я понял, все они считали себя вашими подругами, однако вы были помолвлены с Хелене Локерт?

– Очень трудно все время отказывать, – задумчиво ответил Буэнг. – Никого не хочется разочаровывать.

– Верно, – согласился Гунарстранна.

– Но, если много врать, в конце концов попадешься.

– Тоже верно, – сказал Гунарстранна.

– Две любовницы одновременно – это прекрасно, – продолжал Буэнг. – Три – уже перебор. Надо все время помнить, кому и что ты говорил. И потом, вечно не хватает времени. Почти всем подружкам хочется залучить тебя по крайней мере на две ночи в неделю, а если подружек три, недели не хватает… трудно все успеть. Ложь сводит с ума.

– У вас их было пять, – напомнил Гунарстранна.

– Да, все должно было закончиться печально.

– Верно.

– Но две любовницы одновременно – в самый раз. Можно не запоминать, кому и что ты говорил. Конечно, у всех женщин разные вкусы. И целуются они по-разному.

– Да, действительно, – согласился Гунарстранна.

– Можно сразу определить, какой у женщины характер, по тому, как она целуется, – продолжал Буэнг.

– Вы, кажется, были гораздо старше ее… я имею в виду Хелене.

– Да, я был на двадцать с лишним лет старше, но возраст любви не помеха.

– У нее была дочь.

– Да. Вы говорите, она тоже умерла.

– Вы хорошо помните дочь Хелене Локерт?

– Нет, не слишком. Меня больше интересовала мать.

– Та, которую убили.

– Да. Печально! Мы с ней не успели пожениться. И я после нее так и не женился. Тогда я даже не представлял, что состарюсь в одиночестве.

– Дочь Хелене Локерт приезжала к вам?

Буэнг с трудом повернулся к нему всем корпусом.