Хьелль Ола Даль - Последний расчет

Он положил ватную палочку на полку и пошел за новой. Крикнул Калфатрусу:

– Это было бы слишком невероятно, да? Криминальная полиция много месяцев не могла раскрыть дело, проходит двадцать лет, я еду в дом престарелых, и вдруг старый Казанова вспоминает что-то важное! – Размышляя, он искал емкость, куда можно было бы перелить воду. – А может, речь о другом – о какой-то подробности. Он ведь не обязательно имел в виду кого-то конкретно… – Он нашел маленькую мерную кружку, налил в нее воды и потянулся за градусником. – И потом, – бормотал он, – ну, допустим, я наткнусь на нечто важное, способное пролить свет на дело Локерт, что с того? Все произошло больше двадцати лет назад. Два дела никак не связаны между собой. Катрине Браттеруд выросла в другом месте, в нескольких сотнях километров от Лиллехаммера… – Он доливал в кружку то горячей, то холодной воды, пока она не стала нужной температуры. Потом очень осторожно полил водой Калфатруса. Рыбка в ответ радостно забила хвостом. – Теперь ты доволен, да? Ты любишь, когда вокруг тебя вода; любишь, когда ты в привычном окружении. А представь, что было бы, если бы ты очутился на полу или в соленой воде. Ты бы задохнулся, как бедная Катрине. Задохнулся нумер. – Он задумался, а потом снова обратился к рыбке: – Может быть, так и случилось, а? Ее вырвали из ее привычной среды. Хотя что для нее было привычной средой обитания и что – непривычной?

Они сидели у нее на кухне, в просторной обеденной нише. Юли была у отца, поэтому стул в конце стола оставался незанятым. Ева-Бритт положила голову на руки. Поев, она налила себе еще красного вина. Когда он положил себе добавки, она широко улыбнулась.

– Думаешь, ты победила, да? – спросил он.

– О чем ты?

– Сам знаю, что я толстый, – сказал Фрёлик, добавляя соуса.

Ева-Бритт снова улыбнулась:

– Я этого не говорила.

– Не говорила, но думала! – Он выскреб сковородку, поставил ее на стол и взял себе еще картофелину. – Ты все время намекаешь на то, что я толстый! Вот и сейчас тебя так и подмывало сказать: «Береги фигуру! Я положила в соус много сливок».

– Ну, тут ты ошибаешься, – возразила она. – Мне нравится, что у тебя есть за что подержаться. – Она похлопала его ладонью по груди. – Люблю мужчин, у которых есть за что подержаться.

– Ты любишь меня, – возразил Франк. – И нарочно говоришь, что любишь мужчин, у которых есть за что подержаться, потому что я толстый. Если ты спросишь психолога…

– Я хожу к психологу каждую неделю, и потом, у психологов невозможно ничего спросить: они сами спрашивают.

– Ну вот, когда пойдешь к психологу в следующий раз, обсуди с ним наши отношения…

– Как по-твоему, что мы с психологом все время обсуждаем? Кроме наших отношений – практически ничего!

– Можешь спросить, почему ты меня до сих пор терпишь, хотя я отказываюсь жить с тобой вместе. И он тебе ответит…

– Она. Мой психолог – женщина.

– И она ответит, что твое подсознание обманывает тебя. Тебе только кажется, что ты меня любишь, потому что у тебя сформировалась привязанность ко мне – психологическая привязанность. Так утенок идет за козой, если рядом с яйцом, когда утенок вылуплялся, стояла коза… Мы с тобой вместе уже много лет, и ты просто психологически привязалась ко мне. Вот почему твое подсознание убеждает тебя в том, что именно я – тот, кто тебе нужен.

– Франки, какую ерунду ты несешь! – сказала Ева-Бритт, убирая со стола свою тарелку.

– А в конце концов ты назовешь меня трусом, потому что мы с тобой уже сто лет спим вместе, но я по-прежнему не хочу переезжать к тебе насовсем…

– Отказываюсь слушать твой бред! – Она скрестила руки на груди и посмотрела на свое отражение в большом окне справа.

– Ну и ладно, – раздраженно ответил Франк. – И через это мы тоже уже сто раз проходили.

– Так и я о том же, – улыбнулась Ева-Бритт. – Ты заметил, что мы все время ругаемся, как будто сто лет женаты.

– Согласен.

– Ты согласен?

– Конечно согласен!

– Так почему же возражаешь всякий раз, как мы говорим о таких вещах?

– Тут ты ошибаешься, – улыбнулся Франк. – Думаешь, мы бы давно поженились, если бы не мое упрямство? Подожди, – продолжал он, не давая ей перебить себя. – Кстати, ты и это можешь обсудить с психологом, потому что сейчас я скажу вслух все, что думаю. В глубине души мы оба давным-давно поняли нечто другое: ты сама не хочешь, чтобы мы поженились! Ты не хочешь жить со мной. Ты всегда делаешь вид, будто нежелание исходит от меня. А мы с тобой до сих пор живем раздельно исключительно потому, что ты не хочешь съезжаться, хотя и притворяешься, что все из-за меня! Я излагаю тебе самые азы психологии! Это так же верно, как и то, что члены Общества защиты животных – на самом деле извращенцы, которые в детстве обожали мучить котят, а скинхеды и неонацисты в глубине души скрытые гомосексуалисты, которые надевают женские трусики и чулки в сеточку, когда остаются в ванной одни.

Ева-Бритт покачала головой.

– Давай сравним, – продолжал Франк. – Давай сравним наши мысли. Вот скажи, о чем я сейчас думаю?

– Не знаю.

– Зато я точно знаю, о чем, вернее, о ком думаешь ты.

– Правда?

– Ты думаешь о Юли. В первый раз мы с тобой обсуждаем совместную жизнь без участия Юли.

– Верно. – Она улыбнулась.

– Хоть в чем-то согласились. – Фрёлик потянулся к ней и погладил ее по щеке.

Они долго смотрели друг на друга.

– Франки, она тебя любит, – сказала Ева-Бритт. – В ее жизни ты занимаешь такое же важное место, как и я.

Он промолчал.

– Ты ведь и сам знаешь, верно?

Он кивнул и продолжал наблюдать за ней, прикрыв глаза.

Ева-Бритт приложила его ладонь к своей.

– Если мы будем жить вместе, нам придется научиться вместе молчать. – Она опустила голову. – Нет, не надо мериться руками. – Она положила руку ему на плечо. – Моя бабушка всегда говорила, что это к несчастью.

Он молча кивнул. Она подняла голову.

– Что мы станем делать, когда нам нечего будет сказать друг другу?

– Поступим, как поступают герои американских фильмов, – тихо ответил Франк.

Она нежно улыбнулась. Они вместе встали. Она обняла его за шею и поднялась на цыпочки. Поцелуй затянулся. Он провел пальцами по ее спине, раз, потом еще. Когда она мягко высвободилась, он залюбовался ее податливым телом. Покачивая бедрами, она отошла к окну. Они переглянулись в отражении. Когда она потянулась к веревке, чтобы опустить жалюзи, у нее под платьем напряглись мышцы.

Фрёлик проснулся и посмотрел в потолок. Какой мерзкий звук – как будто кто-то исполняет Сороковую симфонию Моцарта на шарманке. Не сразу он сообразил, что слышит звонок своего мобильника. Трубка валялась на полу. Он не сразу нашарил нужную кнопку и сонным голосом произнес: