Владимир Колычев - Отпетые любовники

– В Семьяновке кого-то обнесли? – спросил вор.

Он явно давал понять, что не желает заморачиваться на предисловия.

– Обнесли.

– Это не наши.

– А наводка чья?

Лукомор в раздумье потер косматые надбровья и вдруг резко посмотрел на Максима.

– Чья?

– А Бэтмен где с Красной Шапочкой? – насмешливо спросил Одинцов, кивком показав на пустую сцену.

– Это ты, майор, о чем?

– Потерпевшая вызывала стриптиз из твоего клуба. За неделю до кражи. Бэтмена и Красную Шапочку. Поговорить с ними надо.

– У нас тут с этим строго. Наши навести не могли.

– Да, и Квасков твой срок за наркоту не мотает? – Максим криво усмехнулся.

Иногда Лукомор помогал ему, но больше вредил. Однажды Одинцов перехватил партию наркотиков, которая предназначалась директору клуба. Лукомор тогда отмазался, а Квасков загремел на нары.

– Кто конкретно приходил? – проглотив пилюлю, спросил вор. – У нас под Красную Шапочку любая может.

– Кто в Семьяновку двенадцатого июня ночью ездил?

– Хорошо, выясним. Когда прислать?

– Сейчас.

– Сейчас никого нет.

– Я подожду.

– Хорошо. – Лукомор выразительно глянул на Штриха, тот кивнул и вышел из-за стола. – Значит, так, сейчас пообедаете, а потом в приват. На стриптиз.

Максим кивнул. Он все понял. Лукомор предлагал им провести допрос в помещении для приватного танца. Стриптизеров подадут туда.

Стриптизер танцует для женщин, а допросить его может и мужчина. Максим только рад был бы поскорей встретиться с Бэтменом, но его с ходу найти не удалось. Зато Красная Шапочка отыскалась почти сразу. С ней майор и уединился в помещении для приватного танца.

Он ожидал увидеть легковесную, расфуфыренную особу в короткой латексной юбке и в туфлях на высокой стеклянной подошве, но в комнату вошла миловидная девушка в закрытом светло-сером платье средней длины. Босоножки на ней обычные, даже без высокого плетения, какое предпочитают жрицы разврата. Прямые светлые волосы аккуратно убраны назад и стянуты резинкой на затылке. Минимум косметики.

Лицо у Маши Яковлевой симпатичное, даже одухотворенное. Глаза красивые, выразительные, смотрят умно, осмысленно.

Полная высокая грудь, тонкая талия, не широкие, но развитые бедра, длинные стройные ноги. Такой вот отменный природный капитал.

– Мне сказали, что я должна перед вами станцевать, – проговорила Маша, с пытливым прищуром глядя на Максима.

– Так в чем же дело?

– Я подумала, что это шутка.

– Почему вы так подумали?

– Я знаю, когда Рома шутит. – Она смотрела на Максима так, как будто хотела его прочитать.

Видимо, ей не сказали, что с ней хочет пообщаться человек из полиции. Видимо, какой-то там Рома решил приколоться над ней. Но, возможно, не на ту нарвался.

Хорошо, что ей не сказали, кто ею интересуется. Максим просил ничего не говорить ни Яковлевой, ни Рогушину. А могли сказать и быстренько допросить девушку, чтобы ввести Лукомора в курс дела.

– Вы не готовы смотреть танец. Кто вы?

– А вы угадайте.

– Угадывают в «Поле чудес». По буквам и целиком. Вы из полиции?

– Почему вы так подумали?

– Да вот подумала. Сейчас вы спросите, что я такого натворила. Я не знаю, что вам сказать. Не было ничего такого.

Ее взгляд и мимика выражали тревогу, замешательство, но Маша пыталась успокоить себя четкой констатацией фактов. Ничего противозаконного она не совершала, и не в чем ее уличить. Если что-то вдруг и предъявят, то это оговор.

– Что вы делали вечером двенадцатого июня?

– Двенадцатого июня? Праздник был, День России, кажется. К выходу готовилась, но мне велели ехать в Семьяновку. Вызов поступил. Значит, вы все-таки из полиции? – всполошенно спросила девушка.

– Нашли повод так думать? – Максим усмехнулся.

Он был почти уверен в том, что прочитал Машу. Похоже, она сама видела тогда какую-то крамолу, которая могла прижать ее к стенке.

– Я не знаю. Юра сказал, что там все было по взаимному согласию.

– Что было?

– Он с домработницей в ее комнате закрылся.

– С домработницей?

– Я так и не поняла, с кем имею дело! – Маша нахмурилась.

Всем своим видом она просила не держать ее за дурочку.

– Майор Одинцов, начальник уголовного розыска. Вы хотели что-то сказать?

– Если вы хотите, чтобы я… – начала Маша, запнулась, взяла себя в руки, сосредоточилась и четко спросила: – В чем вы обвиняете Юру?

– А почему вы думаете, что его? Может, вас?

– Меня? – возмущенно проговорила девушка. – Я в этом не участвовала. Да и не могла я!..

– Что не могли?

– Так, спокойно! – Маша вытянула руки, растопырила пальцы с ярким маникюром.

Максиму нравилась ее манера поведения, эта серьезность, смешанная с наивностью.

– Если вы меня обвиняете, скажите, в чем.

– Я вас не обвиняю и пока даже не подозреваю.

– Тогда скажите, что произошло.

– Значит, говорите, Юрий Рогушин закрылся в комнате с домработницей?

– Я спрашиваю, что произошло? – Маша сурово нахмурила брови.

Одинцов мог сказать, в чем он подозревает ее и Рогушина, но ему хотелось знать, что произошло в комнате у Риты. Без оперативной хитрости здесь, похоже, не обойтись. Тем более что Маша сама навела его на эту мысль.

– Маргарита Минич, домработница, о которой вы говорите, подала заявление.

– По поводу?.. – строго спросила девушка.

– По поводу изнасилования.

– Понятно.

– Что вы можете сказать об этому?

– Маргарита была не против. Это я вам точно скажу. Даже более того, она сама спровоцировала ситуацию. Но у женщин противоречивая натура. Маргарита могла и расхотеть, а Юра, как всякий мужчина, мог пойти напролом. Но Маргарита не выглядела расстроенной. Не берусь утверждать, но мне кажется, ей понравилось. Да и расплатилась она сполна.

– С кем расплатилась, с Рогушиным?

– С нами.

– Значит, вы тоже участвовали?

– Да, конечно. Нас заказали в паре, сумма вознаграждения была оговорена заранее.

– За номер?

– Ну да. Но хозяйка дома ушла к себе в комнату и заснула. Домработница сказала, что деньги есть, сходила за ними в кабинет, который на втором этаже.

– Когда? До Рогушина или после?

– После. Они еще там задержались.

– Значит, Рогушин ходил туда вместе с ней?

– Да.

– И что они там делали?

– Я же говорю, за деньгами ходили. Маргарита расплатилась, проводила нас. Вот и все.

– И долго они в кабинете находились?

– Полчаса, может, больше. Даже не знаю, чем они там занимались. Я их не торопила. В клуб возвращаться не хотела, настроения не было. А там стол, коньяк хороший. Сидела спокойно, телевизор смотрела. Никто не трогает, а время уже оплачено.

– Значит, они там, в кабинете, а вы телевизор под коньячок смотрели?

– А это преступление?