Джек Хиггинс - Любовник Дождя

— С другими?..

— Я хочу добавить в композицию еще одну скульптуру. Ты поможешь мне принять решение.

Грэйс стояла, уперев руки в бедра. Теперь у нее на лице было совсем иное выражение — понимающее и циничное.

— Надо же, чего только люди не выдумают!

Она скрылась за ширмой, а Фолкнер налил себе бренди и включил музыку. Насвистывая в такт мелодии, он подошел к камину, присел на корточки и подбросил в огонь угля из стоящего рядом ведерка.

— Так хорошо?

Он обернулся, не поднимаясь с корточек. У Грэйс было упругое, чувственное тело и высокая пышная грудь, руки она по-прежнему держала на бедрах.

— Ну, так как? — повторила она.

Фолкнер медленно выпрямился, встал и выключил музыку. Потом погасил свет. Силуэты четырех скульптур четко вырисовывались на фоне огромного окна. Теперь Грэйс Паккард слилась с ними в единое целое, превратившись в ничто — сгусток тьмы, которому придали форму. В отблесках огня, падавших из камина, лицо Фолкнера было лишено всякого выражения. Мгновение спустя он снова включил свет.

— Довольно… Можешь одеваться.

— И это все?.. — спросила удивленная девушка.

— Я увидел, что хотел, — если ты об этом.

— Однако ты действительно с приветом!

Разочарованная, с недовольной гримаской, она исчезла за ширмой, а Фолкнер, вернувшись к бару, налил себе очередную порцию бренди. Через пару минут к нему подошла Грэйс с сапожками в руке.

— А ты быстро управилась.

Грэйс уселась на высокий табурет и начала натягивать сапоги.

— При нынешней моде и снимать-то особенно нечего. Но, скажи: ты и в самом деле хотел, чтобы я тебе позировала?

— Если бы я хотел чего-нибудь другого, детка, оговорил бы это заранее. — Он вынул из бумажника десятифунтовую купюру и сунул ей за вырез блузки. — Я обещал тебе пять фунтов. Вот, возьми десять — на счастье.

Фолкнер помог ей надеть плащ.

— А теперь мне нужно немного поработать.

Грэйс быстро схватила сумочку.

— Эй, что же это такое? Конец нашему чудесному знакомству?

— Что-то в этом роде. А теперь беги домой, как положено хорошей девочке. Стоянка такси за углом.

— Да, ладно. Мне тут недалеко. — Уже с порога она послала ему игривую улыбку. — Так ты решительно не хочешь, чтобы я осталась?

— Спокойной ночи, Грэйс, — ответил он не терпящим возражений тоном.

Потом закрыл дверь и медленно прошел на середину мастерской. Он чувствовал тупую боль у виска, пересеченного шрамом, а когда дотронулся до этого места, его правую щеку передернуло от нервного тика. Еще мгновение Фолкнер стоял, внимательно разглядывая скульптуры, затем подошел к столику, на котором лежал портсигар. Он был пуст. Скульптор выругался вполголоса и начал рыться в карманах. Увы, безрезультатно. Он надел кепи и набросил плащ. Когда проходил мимо бара, заметил на полу, возле столика, женские перчатки. Должно быть, Грэйс обронила их в спешке. Может быть, она еще не успела добраться до площади и, если немного повезет, ему удастся ее догнать. Фолкнер сунул перчатки в карман и быстро вышел.

Над городом висела ночь. Ветер бился об оконные стекла, и дождь обрушивался на улицы темной лавиной.

Шин Дойль и не помышлял о побеге, когда его доставили из тюрьмы в городскую больницу. У него была горячка, температура почти под сорок, он обливался потом, а в желудок вонзались осколки стекла и с остервенением раздирали внутренности.

Очнулся Бомбардир через сутки. У него кружилась голова, и вообще он чувствовал себя крайне слабым, но боль прошла.

В палате царил полумрак, горела только маленькая лампочка на столике у кровати.

Как требовала инструкция, при нем дежурил тюремный надзиратель — Джонс, в прошлом уэльский гвардеец. Он дремал рядом на стуле, привалясь спиной к стене.

Дойль облизнул запекшиеся губы и попытался свистнуть, но тут открылась дверь, и вошла медсестра с переброшенным через руку полотенцем. Она была родом из Вест-Индии, смуглая и стройная. Но даже сама царица Савская не поразила бы Дойля больше после двух с половиной лет, проведенных за решеткой.

Увидев, что девушка направляется к его кровати, Бомбардир притворился спящим. Он ощущал ее присутствие рядом, чувствовал запах ее духов, слышал шелест юбки, когда она на цыпочках приблизилась к Джонсу.

Уэльсец вздрогнул и открыл глаза.

— Что стряслось? — спросил он с тревогой. — С Бомбардиром все в порядке?

Медсестра успокоила его жестом.

— Он еще спит. А вы не хотели бы сходить в буфет?

— Вообще-то, я не имею права никуда отлучаться…

— Ох, ничего страшного! Я подежурю вместо вас. Да и что может случиться, если он спит. К тому же после вчерашнего слаб, как младенец.

— Ладно, уговорили, — шепотом ответил Джонс. — Я туда и обратно. Только выпью чашечку чаю и выкурю сигарету. А через десять минут буду здесь, как штык.

Когда он встал, медсестра спросила:

— А почему вы называете его Бомбардиром?

Джонс улыбнулся.

— Видите ли, когда-то он служил в Королевской артиллерии. А после армии сделался боксером, и на ринге ему дали такое прозвище: Бомбардир Дойль.

— О! Так он был профессионалом?

— Одним из лучших в среднем весе, — с гордостью ответил Джонс, который, подобно большинству уроженцев Уэльса, был фанатом бокса. — Он завоевал титул чемпиона Северной Англии и пошел бы еще дальше, если бы не его пристрастие к юбкам.

— А что он натворил? — спросила девушка с ноткой любопытства в голосе.

— Занялся ремеслом, в котором, если можно так выразиться, достиг наибольших высот. — Джонс усмехнулся собственной шутке. — Он стал взломщиком, причем настоящим виртуозом, а это, можете мне поверить, почти исчезающее искусство. Не было такого места, куда бы ему не удалось проникнуть.

Когда Джонс исчез за дверью, медсестра подошла к постели Дойля. Его возбуждало ее присутствие. В ноздри ударил запах духов, аромат его любимых цветов — свежеомытой дождем сирени. Накрахмаленный халатик зашуршал, когда девушка склонилась над ним, чтобы положить полотенце на столик по другую сторону кровати.

Бомбардир открыл глаза и жадным взглядом окинул соблазнительные выпуклости, задравшуюся кверху юбку и стройные ножки в темных чулках. С коротким смешком он обхватил левую ногу девушки и быстро провел по ней ладонью.

— Боже, какое блаженство!

Мгновение медсестра смотрела на него округлившимися глазами. Потом вскрикнула и отпрянула назад. Бомбардир усмехнулся.

— Я как-то сидел в одной камере с парнем, который проделал такой фокус с девчонкой, стоявшей перед ним в очереди на автобус. Бедняга, что называется, ни сном, ни духом — думал получить удовольствие, а ему впаяли год каталажки. И куда катится эта страна?

Девушка повернулась и выбежала из палаты, с силой хлопнув дверью. И тут до Бомбардира дошло, что она не вернется. А это, учитывая то обстоятельство, что Джонс еще как минимум пятнадцать минут проторчит в буфете, создавало заманчивую перспективу. Правда, в мозгу у него мелькнула слабенькая мыслишка, что до окончания срока осталось всего каких-нибудь десять месяцев, если вычесть время, которое должны скостить за хорошее поведение. Однако искушение было слишком сильно, так что эти десять месяцев показались ему целой вечностью. Дойль решительно отбросил простыню и спустил ноги на пол.