Тилли Бэгшоу - Ангел тьмы

— И каковы были последствия?

— Никаких. Полиция для порядка допросила Фрэнки, но он все отрицал. Дело было закрыто двумя годами ранее. В отчетах было сказано, что Реналто стал жертвой взломщика.

«Как Эндрю Джейкс», — подумал Дэнни.

— Никто не хотел себе лишних проблем. Дело так и не открыли. Судя по всему, никто не пожалел о Реналто, и если не считать показаний Фрэнки, от которых тот отказался, свидетелей не было.

Фрэнки развалился на стуле и улыбнулся, словно человек, только что узнавший, что его финансовые вложения на падающем рынке удвоились.

— Вероятно, после этого Фрэнки перестал вам исповедаться? Как только узнал, что вы донесли на него полиции?

— Собственно говоря, нет. Наши еженедельные встречи продолжались. Он только проверял, чтобы я ничего не записывал на магнитофон.

По комнате прокатился веселый шум. До чего же легко оказалось подпасть под обаяние и красоту Манчини! Даже сидя на скамье подсудимых, он улыбался, позировал и казался никоим образом не связанным с преступлениями, которые привели его и Софию в зал суда.

— Фрэнки любил поговорить, — продолжал доктор Петридис. — Именно это свойство связывало его с Софи и со мной. Мы были благодарной аудиторией. Конечно, к тому времени ему исполнилось семнадцать, но вред был нанесен непоправимый. Он был гомосексуалистом, но почти совсем не имел сексуальных импульсов.

Доктор бросил бомбу так небрежно, словно имел в виду пристрастия Фрэнки в одежде или бейсболе. Председатель жюри от изумления разинул рот, как потрясенный персонаж комикса. Но Эллен Уоттс приготовилась к ответу психиатра.

— Это очень важно, доктор Петридис, — серьезно заметила она. — Как вам известно, в отчетах полиции во всех четырех случаях речь идет о действиях сексуального характера. Насильственных действиях сексуального характера. Шансы на то, что образцы спермы, собранные с мест преступления, не принадлежат Фрэнки Манчини, равны одному к двум миллионам.

Петридис кивнул.

— Это вполне согласуется с тем, что я видел. В обычной жизни либидо Фрэнки было подавлено. То, что его заводит, — не мужчины и не женщины. Это власть над любым полом, потому что он вырос бесправным. В Манчини глубоко укоренилась ненависть к мужчинам, бросающим свои семьи, как сделал его биологический отец, и к старым богатым людям, вроде его отчима, в которых он видит насильников. Полагаю, это и есть мотивирующие факторы насилия и секса на месте преступления.

— Спасибо, доктор.

Эллен улыбнулась Алвину Дюбре.

— У меня больше нет вопросов.

К общему изумлению, с места поднялся Уильям Бойс. До сих пор он отказывался от перекрестного допроса, считая, что дело совершенно ясное и должно закончиться обвинительными приговорами. Но свидетельство Петридиса было таким убедительным, что он понял необходимость допроса свидетеля.

— Доктор Петридис, вы говорили, что мистер Манчини выказывал глубокую ненависть к мужчинам постарше.

— Совершенно верно.

— И все же вы не считаете его ненависть патологической?

— В обычном смысле слова — да. Но с клинической точки зрения — нет.

— Понимаю. И вы также описывали мисс Баста как «пустую скорлупу», сосуд, который Манчини мог заполнить собственным сознанием и мнениями.

— Именно.

— И все же, когда мисс Баста принимала эту ненависть как собственную, вы считаете это патологическим явлением?

— Да, но это совершенно иное.

— Поясните, доктор.

— В ее случае это было переносом. Она вела себя как кто-то другой, вместо кого-то другого.

— Но разве он не делал того же самого? Разве он, согласно вашим показаниям, не осуществлял фантазии униженного, морально искалеченного ребенка? Разве он не переносил свою ненависть к отцу и Тони Реналто на жертвы, которые убивал?

— Да, — нехотя согласился доктор. — Так и было, но этого недостаточно, чтобы оправдать его на основании психической неполноценности. Он знал, что делает.

— Я с вами согласен. Во время убийства он сознавал, что перед ним не его отец или отчим.

— Совершенно верно.

— И София Баста тоже это сознавала.

— Да, она должна была все понимать, но…

— Вопросов больше не имею.

Дэвид Айшег так и не мог заснуть в эту ночь и ворочался с боку на бок в своем номере в «Беверли Уилшир». Как и Мэтт Дейли в пустой комнате на первом этаже в доме своей сестры, которую Клер превратила в спальню, чтобы ему было легко въезжать и выезжать в кресле. Как и Дэнни Магуайр, лежавший без сна в мотеле в нескольких милях к востоку от здания суда.

Эллен Уоттс проделала прекрасную работу, изобразив свою клиентку жертвой, по крайней мере отчасти. Несмотря на попытки обвинителя ослабить впечатление от сочувственных показаний доктора Петридиса, она все же осталась психически неуравновешенной маленькой девочкой, запутавшейся в паутине ненависти, фантазий и насилия, сотканной подлым Манчини. Но только завтрашние показания решат судьбу женщины, которую каждый мужчина знал под другим именем и которую, несмотря ни на что, хотел спасти от наказания. В душе все они желали уберечь ее.

Завтра эта женщина будет сама говорить за себя. Ответит на вопрос, ставший для Дэвида Айшега, Мэтта Дейли и Дэнни Магуайра самым важным: «Кто ты?»

Телевизионщики выстроились вдоль Бертон-уэй до самого здания суда, словно освещали королевскую свадьбу. Сегодня Ангел Смерти должна была давать показания в судебном процессе, и в воздухе сгущалась атмосфера возбуждения и предвкушения. Люди словно ждали праздника: улыбались, шутили, устроили овацию, когда показался пуленепробиваемый «кадиллак» судьи Муньеса, и воплями и свистом проводили бронированные тюремные фургоны, в которых привезли обвиняемых. Фургоны миновали живой барьер из полицейских и исчезли в подземном гараже.

— Для них все это игра? — Мэтт Дейли в отчаянии смотрел в окно патрульной машины. Он и Дэнни каждое утро приезжали вместе. Машину любезно предоставлял старый друг Дэнни еще со времен службы в ЛАПД. — Разве они не понимают, что на кону стоят человеческие жизни? Неужели им все равно?

Дэнни хотелось ответить, что им скорее небезразличны не жизни двух убийц, а те четыре, которые были так жестоко отняты. Но он прикусил язык. Сегодняшний день обещал стать самым трудным для них, но хуже всех придется Мэтту. Если София — Лайза — обвинит себя, смертный приговор станет реальностью. Никто, даже Мэтт Дейли, не сможет тогда ее спасти.

Они вошли в зал суда, заняли свои места, не обращая внимания на любопытные взгляды зрителей на галерее. Айшег уже был в зале, и хотя индийцу трудно выглядеть бледным, сегодня ему это удалось. Он сидел, словно окаменев, как всегда безупречно одетый, в костюме от Освальда Боатенга и шелковом галстуке от Гуччи, но выглядел так, словно его вот-вот поставят к стенке.