Тилли Бэгшоу - Ангел тьмы

— Полиция не знала, что она была соучастницей!

Наконец-то телевизионщики набрели на настоящий клад: защитники вцепились друг другу в глотки! После двух недель монотонных выступлений Бойса судья наконец-то получил впечатляющий процесс, которого, по его мнению, заслуживал, и целый балкон истекающих слюной папарацци в качестве зрителей! Завтра его имя будет на устах у всех и каждого!

— Продолжайте, мисс Уоттс, — великодушно разрешил он, — но надеюсь, среди свидетелей у вас найдутся психиатры. Присяжных не интересует мнение дилетантов.

Эллен Уоттс торжественно кивнула и, отпустив Дженет Хупер, вызвала следующего свидетеля.

— Защита вызывает доктора Джорджа Петридиса.

Доктор Петридис, красивый мужчина лет пятидесяти в костюме-тройке, с винтажными серебряными карманными часами, был заведующим психиатрическим отделением в бостонской больнице «Масс Дженерал». Он излучал властную силу, и Дюбре с Бойсом с тревогой заметили, с каким вниманием слушали его присяжные. Даже Фрэнки Манчини, казалось, заинтересовался словами известного врача. Во время его показаний, наверное, можно было бы услышать, как упадет булавка.

— Доктор Петридис, каковы ваши отношения с ответчиками на этом процессе? — спросила Уоттс.

— Я лечил обоих в конце восьмидесятых, когда они были подростками. Тогда я работал психологом Детской социальной службы штата Нью-Йорк, и моими пациентами почти исключительно были несовершеннолетние.

— Скажите, вы помнили этих пациентов до того, как на свет вышла правда об этих убийствах? Двадцать лет — долгий срок. Должно быть, с тех пор вы лечили сотни детей.

— Тысячи, — улыбнулся доктор. — Но я помню этих двоих. Я также веду подробные записи, так что смог оживить в памяти все, что записывал тогда.

— И что вы помните об ответчиках?

— Я помню симбиотические отношения полной зависимости друг от друга. Она была чудесным ребенком с кучей проблем и явным психотиком. После первой встречи я прописал риспердал, сильный антидепрессант, но она отказывалась принимать подобные лекарства, потому что мальчик этого не одобрял.

— Какую форму принял ее психоз?

— Она была фантазеркой. В лучшем случае обладала весьма зыбким мнением о себе, в худшем — вообще не сознавала себя как личность, то есть ее представления не имели никакого отношения к реальности. Я подозреваю, что все дело в матери-наркоманке. Вероятно, получаемый в утробе матери наркотик подействовал на нее таким образом. Во всяком случае, девочка походила на пустую скорлупу, форму, которую может наполнить чье-то чужое сознание. Думаю, мальчик создал ее в полном смысле этого слова.

Дэнни Магуайр вздрогнул.

У меня нет жизни…

— Изменение имени было, возможно, самым явным внешним показателем ее состояния. София — имя ее экзотического марокканского альтер эго, та же психотическая фантазия, почерпнутая из любовного романа, который дала ей в детстве одна из медсестер. Фрэнки заметил ее увлечение этой историей и потребность иметь прошлое, самоидентифицироваться. Он просто взял и смешал одно с другим.

Эллен, разыгрывая из себя адвоката дьявола, задала провокационный вопрос:

— Но способен ли семнадцатилетний мальчик на столь утонченное манипулирование?

— Как правило, нет. Но этот мальчик был, безусловно, способен. Острый ум, умелый манипулятор, удивительная приспосабливаемость. Поразительный индивид! — Доктор Петридис посмотрел на Манчини с видом зоолога, увидевшего прекрасный экземпляр какого-то необычного животного.

— Как по-вашему, был ли Фрэнки Манчини психотиком?

— Ни в коем случае.

— Вы прописывали какие-то антидепрессанты или психотропные лекарства Манчини в то время, как лечили его?

Доктор покачал головой:

— Нет такой таблетки, которая бы устранила проблемы Фрэнки. Мы пытались применить психотерапию, но он отказался. Сказал, что знает, что делает, и в отношении Софи, и в отношении всего остального. Он не желал меняться.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, доктор Петридис. Вы говорите о том, что Фрэнки Манчини был не сумасшедшим, а просто очень скверным человеком? И все, что он делал, делалось намеренно? Он знал, что это плохо, что это зло?

— «Плохо» и «зло» — термины из области морали, — нахмурился доктор Петридис. — Я психиатр, а не судья. Могу сказать только, что Фрэнки определенно не был сумасшедшим в смысле «безумным». Как большинство из нас, как Софи, он был продуктом своего детства.

— Он говорил с вами об этом?

— О да. Говорил.

Следующие четверть часа доктор Джордж Петридис рассказывал кошмарную историю детства Манчини. Во время его речи две женщины-присяжные разрыдались. Трое мужчин в переднем ряду внимательно слушали, ловя каждое слово доктора. Дэнни словно получил ответы на загадки, преследовавшие его много лет. С каждым словом причины убийств обретали все более безумный, извращенный смысл.

— Фрэнсис Лайл Манчини всегда был красивым ребенком. В раннем детстве у него были те же темные волосы, синие глаза, оливковая кожа и спортивное сложение, которые вы видите сейчас. Все то, что сделало его столь фатально привлекательным в более позднем возрасте. Но красота Фрэнки была его проклятием.

— Каким образом?

Доктор помедлил, прежде чем ответить. И объяснил, что первые восемь лет жизни Фрэнки были счастливыми. Но за несколько дней до его девятого дня рождения его отец, морской офицер, эгоистичный, жестокий бабник, чью внешность и страсть к риску, очевидно, унаследовал сын, бросил Люсию, мать Фрэнки, с тремя детьми и уплыл с молодой женщиной на Филиппины, где и поселился навсегда. Фрэнки обожал мать, но видел, что побег отца навсегда уничтожил ее самооценку. С тех пор она никогда уже не смеялась. И мальчик был вынужден наблюдать постепенный распад ее личности.

— Люсия Манчини вышла замуж второй раз за уже немолодого человека по имени Тони Реналто, — продолжал Петридис. — По словам Фрэнки, она надеялась, что тот обеспечит ее семью и поможет воспитывать детей.

— Так и случилось?

— Да, но какой ужасной ценой. — Доктор Петридис мрачно покачал головой.

Оказалось, мало того, что Реналто всячески унижал и оскорблял Люсию, он еще и постоянно насиловал Фрэнки. Когда тот пожаловался матери, она ему не поверила. Насилие прекратилось только когда четырнадцатилетний Фрэнки убил отчима, ударив его по голове настольной лампой.

— Во время наших встреч он рассказал, как сбежал с места преступления и больше никогда не видел родных. Год жил на улице, пока его не забрала полиция. С тех пор он находился в «Бичес», где встретил Софи.

— Вы сообщили об этом преступлении властям? — осведомилась Эллен Уоттс.

— Разумеется.