Дженет Керд - Убийца где-то рядом... Смерть в белом галстуке

— Что вы, как я мог!

— Ну не прелесть ли вы! — добавила она, искоса поглядывая на софу. Лорд Роберт подвинулся, и она тотчас села, расправив свои меха.

— Я должен идти на свое место, — сказал Дэйвидсон. — Они уже начинают.

Он отправился к своему месту возле леди Каррадос, на дальнем конце залы. Миссис Хэлкет-Хэккет спросила лорда Роберта, не находит ли он сэра Дэниела очаровательным. Он отметил при этом, что ее американский акцент проявляется очевиднее обычного, а руки безостановочно двигаются. Она жестом попросила его сесть справа от нее.

— Если вы не против, я пересяду на стул, — сказал он, — я люблю прямые спинки.

Отметил он и то, как нервно взглянула она на его стул, который стоял чуть сзади софы, у ее левого подлокотника. Сумочка лежала у нее на коленях. Это был большой кошель и, судя по всему, туго набитый. Она вновь запахнула на себе меха, так, чтобы прикрыть ими кошель, а лорд Роберт устроился на своем поразительно неудобном стуле и заметил, что на крайнем из ряда стульев совсем близко сел Димитрий. Как бы от нечего делать он принялся наблюдать за Димитрием. «Любопытно, что он думает о нас. Готов биться об заклад, что, поставляя продукты для наших приемов, он вполне способен скупить нас всех и не заметить этого. Здесь нет ошибки: его руки и впрямь подозрительны. Мизинец той же длины, что и средний палец».

Зал начал вежливо аплодировать, и Сермионский квартет устроился на возвышении. Скрытые осветительные приборы погрузили весь концертный зал во мрак, оставив ярко освещенными только музыкантов. Лорд Роберт почувствовал, как его охватывает знакомое волнение, какое возникает при звуках поющих струн, но он вспомнил, что пришел сюда вовсе не для того, чтобы слушать музыку, и что ему не следует смотреть на ярко освещенный помост, чтобы глаза могли ориентироваться в темноте. И он устремил взгляд на левый подлокотник голубой софы. Мрак постепенно рассеивался, и теперь можно было различить поблескивание парчи и глубокую черную массу, какую представляли собой меха миссис Хэлкет-Хэккет. Очертания этой массы начали меняться, что-то блеснуло. Лорд Роберт чуть склонился вперед. До него донесся звук, куда более явственный, нежели совершеннейшее пение струн, — звук, издаваемый, когда один предмет трется о другой, скользящий шорох. Контуры массы, какую являла собою миссис Хэлкет-Хэккет, приобрели сначала некую напряженность, а затем как бы обмякли. «Она избавилась от него», — подумал лорд Роберт.

Вплоть до того момента, когда в антракте включили свет, мимо них не прошел никто, и лорд Роберт оценил правильность расчета шантажиста, выбравшего в качестве «почтового ящика» именно голубую софу: позади нее располагалась боковая дверь, которая, как только объявили антракт, тут же распахнулась, и многие направились в комнаты отдыха не через основной вход, а через боковой, проходя при этом за голубой софой. Когда же антракт близился к завершению, публика входила в зал, и люди останавливались поговорить именно позади софы. Лорд Роберт был убежден, что его подозреваемый прошел в комнату отдыха. Он дождался бы, пока свет притушат, подошел бы вместе с отставшими к спинке софы и просунул бы руку за подлокотник. Большинство мужчин и многие женщины вышли покурить, но лорд Роберт оставался прикованным к своему неудобному стулу. Он очень хорошо понимал, что миссис Хэлкет-Хэккет разрывалась от несовместимых желаний: она хотела бы остаться в одиночестве, когда кошель будет изъят, но при этом страстно желала сохранить достоинство. Она обязана была сохранить достоинство. Затем она вдруг пробормотала что-то насчет необходимости попудрить нос, встала и вышла через боковую дверь.

Лорд Роберт продолжал сидеть, склонившись головой на руку: последние минуты антракта он делал все, чтобы сыграть роль пожилого джентльмена, который внезапно заснул. Вновь начали тушить свет, и те из слушателей, что задержались, бормоча извинения, пробирались на свои места. Но небольшая группа людей еще стояла позади софы. На помост тем временем возвратились музыканты.

Кто-то обошел стул лорда Роберта и остановился возле софы.

Лорд Роберт почувствовал, как екнуло у него сердце. Он очень расчетливо установил свой стул — так, чтобы между ним и левым подлокотником софы оставалось пространство. В этом пространстве теперь и оказалась темная фигура. Это был мужчина. Он стоял спиной к подиуму с музыкантами, слегка наклонившись вперед, как бы что-то разглядывая в темноте. Склонился вперед и лорд Роберт. Он очень тонко имитировал некое подобие храпа. Поддерживая правой рукой голову, он сквозь свои толстые пальцы следил за левым подлокотником софы. В узком темном пространстве перед ним возникли очертания руки. Рука была необыкновенно тонка, и он совершенно отчетливо разглядел, что мизинец на ней был такой же длины, что и средний палец.

Лорд Роберт всхрапнул.

Рука скользнула в темноту; при движении назад пальцы ее сжимали кошель миссис Хэлкет-Хэккет.

Точно музыкальный комментарий, с подиума взвилось торжествующее крещендо, прозвучавшее, впрочем, достаточно иронично. В этот момент возвратилась миссис Хэлкет-Хэккет, уже попудрившая свой нос.

Бал, который леди Каррадос дала своей дочери Бриджет О’Брайен, бесспорно, удался. Следует отметить, что, начиная с половины одиннадцатого, когда сэр Герберт и леди Каррадос заняли свое место на верхней ступени двухпролетной лестницы и принялись пожимать руки первым гостям, и до половины четвертого утра, когда оркестр, бледный от выпитого и еле держащийся на ногах, сыграл национальный гимн, не было момента, когда хоть кто-то из молодых людей сумел бы свободно найти дебютантку, с кем ему хотелось бы потанцевать, и избежать внимания той, кто его вовсе не привлекала. Правда, гости начали втихую разбегаться по другим вечеринкам, неслышно просачиваясь сквозь двери и малодушно боясь признаться, что им скучно, но никакой трагедии в этом не было. Однако общая структура, разработанная по образцам леди Каррадос, мисс Харрис и Димитрия, вовсе не рассыпалась, подобно замку на песке под нахлынувшей волной скуки, а стойко держалась до конца. Отсюда и понятно, что успех был безоговорочным.

Что же касается шампанского, то тут леди Каррадос и мисс Харрис, несомненно, преуспели. Оно текло рекой не только в комнате для ужинов, но и в буфете. Невзирая на то бесспорное обстоятельство, что дебютанткам пить не положено, люди Димитрия все же открыли две сотни бутылок Хайдсика 28-го года, и под конец, бросив беглый взгляд, так сказать, за кулисы, сэр Герберт с законной гордостью обозрел длинные ряды пустых бутылок.

Снаружи дома было не по сезону холодно, и дыхание охранников смешивалось с облачками прозрачного тумана. Двигаясь по красной ковровой дорожке, ведущей от машин к парадному подъезду, гости проходили между двух групп людей с расплывающимися в тумане лицами. И пока эти охранники наслаждались теплым и праздничным ароматом цветов и дорогих духов, смесь запахов и тумана проникала и в двери парадного подъезда, так что лакеи в холле время от времени говорили друг другу, что для июня ночь чересчур душная.