Елена Топильская - Ловушка для блондинов

— Телефон ГУИНа такой-то, — бесстрастно отвечал его собеседник и отключался. Наш дежурный возобновлял попытку:

— Але! Подскажите данные территориального райуправления…

— Звоните в ГУИН! — твердил, как попка, дежурный в другом городе.

В конце концов наш дежурный так и поступил: набрал номер ГУИНа и через их дежурного вышел на розыскной отдел территориального управления, а там уже с операми разговаривать было проще. Данные родственников нашлись быстро, а беседовать с ними я предоставила Кужерову, посчитав, что я и так уже сделала достаточно.

К тому же Сережка в таких ситуациях вел себя всегда в высшей степени дипломатично, если только он находился в трезвом состоянии. Но сегодня я была за него спокойна.

Соединившись по телефону с женой погибшего, он очень сдержанно, соответствующим тоном, поставил ее в известность о смерти мужа и предложил, если это входит в ее планы, забрать тело, чтобы похоронить там, где она считает нужным. Жена, вернее, теперь уже вдова, пообещала, что приедет завтра.

В принципе, мы могли ее не ждать. Я оставила в местном морге разрешение на захоронение эксгумированного трупа, коль скоро он теперь находился в моей юрисдикции. Мы тепло распрощались с сотрудниками бюро судебно-медицинских экспертиз. Я-то к ним испытывала почти родственные чувства, изнемогая от благодарности: за один день они мне изготовили заключение судебно-медицинской экспертизы, это было достойно занесения в книгу рекордов Гиннесса.

С покупкой билетов проблем не возникло, и мы, отобедав в последний раз в казино, прыгнули в поезд, обнявшись на перроне со старшим участковым Франсуа Ксавье.

Родной город встретил нас еще более лютым ветром, чем северные населенные пункты. На работу мы решили в день приезда не являться, поскольку рабочий день был уже на исходе. Завтра, все завтра. Я со всех ног понеслась к маме, где меня дожидался сыночек. Кужеров тоже помчался домой к жене.

Трясясь в общественном транспорте, я думала о том, что пока я не приму душ, я не почувствую себя дома. Я просто ощущала горячие водяные потоки на своей коже и наслаждалась уже при мысли об этом, однако при входе в парадную мой взгляд споткнулся об объявление про отключение горячей воды на три дня. Сегодня был первый день.

Подхватив ребенка, я помчалась к себе, в надежде, что горячая вода отключена в Петербурге не повсеместно. И фортуна мне улыбнулась.

Только выйдя из душа, я почувствовала, что моя командировка кончилась.

С утра, проводив ребенка в школу, несмотря на его причитания — мол, он взрослый и за ручку с мамой ходить не обязан, вполне может добраться сам, я предстала пред светлы очи родного шефа.

— Плохо выглядите. — Это было первое, что я услышала от прокурора. — В чем дело? Не выспались? Много работали? Или много развлекались?

“Понятно, — подумала я. — За мое отсутствие на заслушивании по взяткам досталось шефу. А по цепной реакции сегодня влетит моему ребенку”.

— Я уже отвыкла от командировок, Владимир Иванович. Уже с трудом переношу отсутствие возможности помыться.

— Вольному воля, — сухо сказал прокурор. — Что наработали?

Я отчиталась перед ним за командировку.

— Хорошо, — сказал он, откинувшись в своем руководящем кресле и постукивая пальцами по столу. — Сколько в итоге дел вы нам привезли?

Я скрупулезно подсчитала:

— Дело по факту умышленного убийства осужденного из колонии-поселения; дело по факту соучастия в организации побега из места лишения свободы и по факту использования заведомо подложного документа. Вот и все. Сущие пустяки. Да к тому же их надо соединять в одно производство.

— Вот и соединяйте. А заодно соединяйте и четыре нападения в парадных, и убийство Шорохова. Вы по факту покушения на убийство киллера дело возбудили?

— Да, перед командировкой. Зое отдала на регистрацию.

— А что ж она мне его не передала? Вас дожидалась?

Я пожала плечами.

— Ладно. Вам Горчаков уже сказал, что ему удаюсь установить?

— Нет, только обмолвился, что они что-то накопали.

— Шорохов занимался изготовлением и продажей оружия. Это объясняет и его доходы, и образ жизни.

— А где он изготавливал оружие?

— А на том самом заводе, где работал Коростелев. Видимо, ваш фигурант все и устроил, а когда уволился, производство не встало, еще два работника там вовсю этим занимались.

— А как обнаружили, Владимир Иванович?

— Элементарно. И вы бы обнаружили, если бы доработали тему мастера до конца. Горчаков сделал обыск в том цехе, где когда-то работал Коростелев. И нашел заготовки к огнестрельному оружию, видимо, украденные или купленные за границей. Между прочим, часть заготовок — к итальянской “беретте”. Прошерстили рабочих, нашлись двое, которые оказались причастны, они дали показания, опознали Шорохова по фотографии, уличили и Коростелева.

— Здорово! — Я испытала искреннюю зависть к Лешке.

Шеф был абсолютно прав. Ведь у нас были показания мастера о том, что была попытка организовать на заводе изготовление оружия. Почему мы не пошли дальше? Развесили уши: мастер сказал, что выгнал мужика с деталями к оружию, а я решила, что тот так и ушел, солнцем палимый. Так не бывает.

— Ладно, не посыпайте свою голову пеплом, — сжалился шеф. — Горчаков тоже не сразу догадался. Дело в том, что криминалисты в ваше отсутствие связались со мной, сообщили, что пистолет, из которого был застрелен Шорохов, поначалу они приняли за фабричный, итальянский. А потом разглядели, что он хоть и из фабричных деталей, но склепан самопально. Там на рукоятке такая нетипичная заусеница, прямо шип. На фабричном пистолете такой брак маловероятен. Я и отправил Горчакова на завод.

— Шип?! — Я с трудом дослушала, что говорил шеф про завод. — Владимир Иванович, надо срочно показать этот пистолет медикам. Мне Стеценко говорил про сложную конфигурацию орудия, которым наносили травмы головы в парадных, — ребра и шип. Ну конечно, это даже логично: раз на местах происшествия отпечатки Коростелева, то и орудие должно быть к нему привязано.

— Засвербило? — Шеф критически смотрел на меня. — О том, что есть орудие, привязанное к Коростелеву, вы знали еще до отъезда в командировку.

— Ну не дошли руки…

— Руки или голова?

Я безропотно проглотила это саркастическое замечание. И руки не дошли, и голова…

— Какие планы? — поинтересовался начальник, решив, наверное, что достаточно меня приложил мордой об стол.

Он вспомнил, видимо, что со мной нельзя так жестко. Если меня постоянно так прикладывать, у меня руки опустятся, я захочу уволиться к чертовой матери, и работа встанет. А вот ежели со мной обращаться бережно, хвалить и поощрять, я горы с места сдвину.