Николай Леонов - Выстрел в спину

— Нет уж, ты извини, — Павел прошел в гостиную, открыл сервант и вынул из него тяжелый «Вальтер». — Оружие лежит, лежит, а потом стреляет. Я завтра встречусь с одним приятелем, подъеду на Петровку и сдам. — Он подбросил пистолет на ладони и спрятал в карман.

— Как знаешь, — Олег пожал плечами, он уже перестал злиться, потому что вообще был отходчив. — Может, выпьем по рюмочке? Скоро Ириша придет, она у родителей.

— Нет, мне работать надо, — Ветров хлопнул Олега по плечу. — Не сердись, я не хотел тебя обидеть.

— Ерунда, заживет, — ответил Олег.

Оба чувствовали себя неловко и искали примирения, оно вскоре и наступило.

Составив план дополнительных мероприятий по делу, Орлов взял на себя разработку семьи Перовых, а Леве поручил Евгения Шутина. Задание Леве не нравилось, у него с Шутиным не было контакта. Причину открытой неприязни, которую Шутин не только не скрывал, а скорее подчеркивал, Лева никак понять не мог. Невзлюбил его человек, и все тут, без всяких причин. Если Шутин имеет хотя бы косвенное отношение к убийству, ему не выгодно, даже опасно показывать свое отрицательное отношение к человеку, занимающемуся расследованием. В подобных случаях, наоборот, преступник всегда стремится производить как можно лучшее впечатление, делает вид, что хочет помочь.

Лева после их встречи еще раз позвонил Шутину и получил отповедь:

— Не надо мне звонить, товарищ Гуров, если я нужен следствию, вызывайте в установленном законом порядке.

Возразить Гуров не мог, закон есть закон, и человек прав. Лева попытался объяснить, что обращается не к свидетелю по делу, а к Евгению Шутину, ближайшему другу убитого.

— Я вам уже сказал, — ответил Шутин и положил трубку.

Конечно, можно его пригласить и в управление, и в прокуратуру, но вряд ли сейчас это целесообразно. И Лева отступил, тем более что ничего другого ему, в общем-то, и не оставалось.

Он решил вернуться к «печке», к последним числам августа, и еще раз попытаться найти в поведении Ветрова хотя бы малейший намек на то, почему было составлено завещание, чего или кого опасался погибший. И еще один вопрос очень интересовал Леву: почему завещание составлено в пользу обеспеченной Ирины Перовой, а не в пользу ближайшего друга Евгения Шутина, живущего очень скромно? Перовы жили не просто обеспеченно, а очень обеспеченно. Прекрасно обставленная квартира, «жигули» третьей модели, оборудованные стереомагнитофоном. И муж и жена превосходно одевались, достаток чувствовался буквально во всем. Так почему же завещание не Шутину, а Ирине Перовой, и уж если так, то почему ей, а не мужу? Не мог Ветров так плевать на общественное мнение и ставить любимую женщину в положение более чем двусмысленное. И последнее. Почему человек, понимая, что ему грозит смертельная опасность, составляет завещание, но ни слова не пишет об убийстве? Ветров наверняка знал, либо предполагал хотя бы, кто угрожает его жизни. Почему не написал ни слова? Не отпускал же он убийце грехи?

От Орлова Гуров знал, что Олег Перов предложил Ирине отказаться от наследства. Никто не сомневался, что она так и поступит, однако она не отказалась. Судя но всему, между супругами произошла серьезная ссора. Олег настаивал, доказывая, что Ирина должна отказаться от денег в пользу Евгения Шутина, следуя простой человеческой справедливости. Шутин живет у родителей, тяготится этим, а у нее все есть. Ирина проявила твердость и в своих рассуждениях незаурядную логику. «Павел все это учитывал, — заявила она, — и поступил так, как считал нужным. Я не собираюсь изменять воле покойного. Мне деньги не нужны, но пусть все остается как есть».

Леве следовало заниматься версией Шутина, а не рассуждать о поведении Перовых, но бывают ситуации, когда человек не волен управлять своими мыслями. Он терпеливо перечитал документы, в той или иной мере освещающие поведение Ветрова перед смертью, и выяснил только одно: покойный собирался либо уезжать, либо менять образ жизни. Он каждый вечер бывал в кафе «Ивушка», а первого сентября, за три часа до смерти, попрощался с гардеробщиком до ноября. Молочнице Ветров сказал, что молоко можно не приносить, а приходившая убирать квартиру женщина утверждает, мол, никуда Павел ехать не собирался, она бы знала, он ей всегда говорил. И Шутин якобы о предстоящем отъезде Ветрова не знал, однако в его показаниях Лева очень сомневался. Если человек, чувствуя смертельную опасность, пишет завещание и ни слова не говорит своему ближайшему другу, значит, он перестал ему доверять. Либо Ветров с Евгением говорил, и Шутин врет и водит Леву за нос. В любом случае показаниям Шутина верить нельзя.

Лева запутался, причем заблудятся буквально в трех соснах: собирался Ветров изменить установленный режим или нет? Собирался он уезжать или нет? Лева уже хотел запереть кабинет и пойти погулять, может, на улице в голове прояснится и станет легче, когда позвонил Турилин и пригласил к себе. После разноса они впервые встретились один на один. Константин Константинович кивнул, они виделись утром на оперативке, и жестом пригласил садиться.

— Се́рдитесь? — почему-то радостно поинтересовался Турилин. И, не ожидая ответа, продолжал: — Серди́тесь — полезно, когда человек голодный и сердитый, он быстрее соображает.

Лева посмотрел на выхоленного, изящно одетого начальника, на его тонкие пальцы, которые, как всегда, поигрывали очками, и улыбнулся. Лева вспомнил, что Турилин в юности занимался в драмкружке, играл Гамлета, и представил себе, как молодой Костя Турилин, конечно, такой же тонкий и изящный, сжимая эфес шпаги, вопрошает: «Быть или не быть?»

— Какие идеи? Чему улыбаетесь? — Турилин тоже улыбнулся, Леве показалось, что полковник даже подмигнул ему. Но это, конечно, лишь показалось, так как подобной вольности сдержанный полковник никак допустить не мог.

— Какие у меня идеи, Константин Константинович? — Лева скромно потупился. — Так, идейки, словно мышки, шастают у ног, нагнешься поймать, они разбегаются.

Турилин чуть наморщил лоб, помолчал немного и спросил:

— Вы не помните, Лева, среди папок в кабинете Ветрова были нами обнаружены рукописи законченные или начатые?

— Не знаю, Константин Константинович, — ответил Лева.

— Плохо, должны знать. Свяжитесь с прокуратурой, поезжайте на квартиру и найдите. Ясно?

— Не очень. Почему вы считаете, что в квартире должна быть рукопись? — спросил Лева.

— Потому что Павел Ветров был писателем, он последние полгода работал, — ответил Турилин. — Он закончил новую повесть. Где она?

Ни рукописи, ни отпечатанного экземпляра новой повести в кабинете Ветрова следователь прокуратуры и Лева не обнаружили. Гуров клял себя последними словами, как он сам не сумел решить такую простую задачку. Писатель закончил работу, не решил еще — уедет отдыхать или останется в Москве, но режим у него изменился. Все верно, а он, Лева, до этого не додумался.