Оксана Обухова - Пока телефон не зазвонил

Вышедший из-за угла дома Влад наткнулся на спину замершего следователя и с пониманием проговорил:

— Красиво, правда?

— Очень.

Владислав обогнул Гущина, следом за ним бочком прошла Янина и, задержавшись на секунду, шепнула гостю:

— Прости меня, пожалуйста. Я, правда, не хотела.

Отмякший сердцем от красот майор кивнул и двинулся за девушкой. Евгения Сергеевна уже входила в гостевой дом, оказавшийся бревенчатой избушкой в один этаж с высокой мансардой. Домик выглядел симпатично, аккуратно и немного сказочно. Если бы под ним имелись куриные лапки, то вовсе походил бы на жилище современной Бабы Яги. (О современности напоминала тарелка спутникового телевидения, выглядывающая краешком из-за угла.) Поднявшись по невысокому крыльцу, Гущин обратил внимание, что хозяйки и Иванцов скинули здесь уличную обувь, прошли в дом босиком.

Стас быстро сбросил с ног сандалии без задников, вошел в небольшую, устеленную мягким бордовым ковролином прихожую.

Все сгрудились именно там. Три дамы и Иванцов стояли возле нескольких вместительных собачьих мисок, выставленных на постеленный кусок линолеума. Аня наклонилась, поставила между блестящих новеньких посудин Занозу…

В любой из этих мисок фон Маргаритовну можно было искупать. В самой глубокой так даже утопить.

— Мы сегодня все утро обсуждали, как принять гостя с собакой, — пытаясь сдерживать улыбку, заговорила Львова. — Янина и Анюта даже в город съездили, посуду привезли. Не удержались, корм купили и игрушки. — Евгения Сергеевна перевела взгляд на обувную полку с тапками, поверх которой пристроился огромный мешок с собачьим сухпайком и несколько весьма деликатесных банок. Мешок и банки украшали фотографии развеселых сенбернаров. Между пакетом и полукилограммовыми банками лежала — кость. Игрушечная. Но, вряд ли, она будет по зубам фон Маргаритовне. Под тумбой прикорнул немаленьких размеров пупырчатый ультрамариновый мячик, слегка превосходивший высотой сидящую Занозу.

Стас прикрыл глаза, наклонил голову и нажал кулаком на лоб. Не улыбнуться было невозможно. Мама и дочки все утро обсуждали, как лучше встретить сыщика с собакой. Готовились. Игрушки, провиант и миски закупали. Нешуточных размеров, поскольку род занятий Гущина у них монтировался с чем-то крупногабаритным: сенбернаром, розыскной овчаркой, доберманом, ротвейлером…

А тут, нате вам, Стас Петрович пожаловали-с. С вялой полуобморочной Занозой на руках.

Действительно, есть отчего расхохотаться. Мистер Коломбо без традиционного плаща, но все-таки с собакой.

Станислав поднял голову и посмотрел на слегка смущенную хозяйку:

— Надо было вас предупредить, что я приеду с таксой, — произнес.

— Не сердитесь? — улыбнувшись, спросила депутатка. — Мои девочки так любят собак, но из-за аллергии Ани мы не могли их держать…

— У Ани аллергия на собак? — напрягся Стас.

— Была, — кивнула Львова. — Но к четырнадцати годам она либо прошла, либо затихла, так что нам будет даже интересно отследить реакцию Анечки на вашу очаровательную таксу. Тем более, что сейчас каникулы и времени на проверку достаточно. Правда, Нюрок?

Девочка, сидящая на корточках перед Маргаритовной, подняла к маме сияющее лицо:

— Да, это будет здорово! У меня собака… То есть, — осеклась и поправилась: — У нас в гостях будет такая замечательная собака!

Ситуация становилась совершенно ясной. Собаку здесь ждали едва ли не больше сыщика, вероятно разговоры о ней все утро выступали гвоздем программы. В зоомагазине сестры головы ломали над покупками, Аня волновалась и прикидывала, чем бы сыщицкой псине угодить.

— А как ее зовут? — любуясь замечательной Занозой, спросила девочка.

— Ах да, — опомнился гость. — Прошу любить и жаловать Зоя фон Маргаритовна. Откликается так же на «Занозу» и просто «Зойку».

— Зоенька, — погладила таксу по спинке Аня. — Зоенька, хорошая…

Как известно, животные необыкновенно способствуют коммуникации, позволяя незнакомым людям быстро находить общий язык и подбрасывая темы для беседы.

Так получилось и сегодня. Сыщик мысленно поблагодарил Небеса за подкинутую его заботам Маргаритовну (за льготную путевку для матушки). Оставив Аню и Занозу в прихожей, где девочка уже разминала ложечкой в самой мелкой миске крупноватый влажный корм из банки, Евгения Сергеевна провела гостя в небольшую спальню с окном, выходящим на реку.

Владислав занес туда же сумки сыщика, поставил их на длинную тумбу, где разместился и телевизор с плоским экраном. Янина подошла к окну и во всю ширь откинула шторы, потом поправила вазу с букетом полевых цветов, стоящую на небольшом круглом столе с приставленным к нему мягким стулом. Стул был обит материей, совпадающей со шторами. Такие же подушечки лежали на широкой кровати.

— Обычно здесь ночует Влад, — сказала Львова. — Мы попросили его здесь немного пожить… Ну, я думаю вы понимаете, почему. И думаю, что Влад не будет возражать от переезда в мансарду. — Хозяйка выразительно поглядела на помощника: — Станиславу Петровичу тяжело подниматься по лестнице.

Иванцов лучезарно улыбнулся и, подойдя к прикроватной тумбочке, достал из нее какую-то одежду. Стасу показалось, что это был комплект белья для сна — белые трикотажные шорты и футболка, которые хозяйки, по всей видимости деликатно не стали трогать.

— Удобства возле кухни, — продолжала экскурсионную беседу Львова. — Но там все просто, думаю, вы и сами разберетесь…

— Я разберусь, — пообещал майор.

Евгения Сергеевна поняла его слова, как намек, что гость хочет остаться один.

— Ну хорошо. Разместитесь, приходите к нам, скоро будем ужинать. Дима позвонил с работы и сказал, что выезжает, скоро тоже будет. — Уже в дверях, хозяйка развернулась: — Забыла спросить. Вы против запеченной на мангале рыбы не возражаете?

— Евгения Сергеевна, ну к чему такие церемонии. Я ем — все. Как и моя собака.

— А никаких церемоний, Станислав Петрович, — приветливо улыбнулась депутатка. — Мы здесь каждый вечер разводим мангал. Пользуемся жизнью на природе.

Едва за хозяйками и помощником закрылась дверь (надо отметить, наполовину витражная, из разноцветных стекляшек был составлен изумительной яркости букет из васильков и маков), Гущин тяжело и неловко опустился на низковатую кровать и уставился в окно, предупредительно расшторенное для него депутатской дочерью.

«Ну надо же, как все здесь обернулась», — обескураженно подумал.

Нет, безусловно, в прессе говорилось о Львовой, как об открытой и приятной женщине. Но Гущин писанине о слугах народа не слишком доверял. Ему случилось как-то встретиться с одним хваленым «радетелем-заступником». Тот оказался редкой сволочью и снобом.