Инна Тронина - Прощённые долги

– Может быть, к Грачёву приедет не Озирский, а кто-то другой. Да и с Андреем, вполне вероятно, встретится не тот, кто выведал информацию. – Семён Ильич позвякал брелоком с ключами от сейфа, надетым на палец. – Но вряд ли у них что-то получится без чертежа. Ничего, Алик, если вы будем иметь хоть одного человечка из агентуры. В итоге он попадётся к нам в руки. Через некоторое время, если у Воронина всё сложится, мы возьмём в оборот посвящённое лицо и постараемся сделать его разговорчивым. Когда возвращается Татарин?

– Двадцать первого. Семён Ильич. – Глаза Мамедова опять подёрнулись поволокой.

– Вот и отлично! Дадим ему в помощь своих ребят, которые крови не боятся, и пусть они занимаются агентом. Ну что, доктор Мамедов, устали, небось? – хитро подмигнул Уссер.

– Да, день был тяжёлый, – не стал отрицать Али.

Он потянулся, с наслаждением разминая плечи т торс. В это время в комнату вихрем ворвался кудрявый темноглазый мальчик лет семи. Бойко топая ножками, он накинулся на Семёна Ильича и ткнулся губами в его щёку. Следом за ним не спеша вошла высокая, стройная женщина с лицом Мадонны, одетая в очень красивый пеньюар – изумрудно-бирюзовый с лебединой опушкой по рукавам и вороту. В ушах женщины мягко светились крупные дымчатые жемчужины.

– Оскарчик выполняет ежевечерний ритуал – желает дедушке спокойной ночи и целует его…

Женщина, не стесняясь ни Уссера, ни мальчика, обвила руками шею Мамедова и прижалась к нему грудью. В высокой причёске красавицы переливались крохотные стразы, а тело трепетало под тонким атласом.

– Алик, пойдём в спальню? Я по тебе соскучилась!

Она обернулась к Уссеру, который играл с прехорошеньким мальчиком. Дядя, понимающе глядя на племянницу, всё-таки остановил её.

– Нора, подожди немного, нам нужно закончить разговор. А потом он будет весь твой. – Уссер бережно спустил мальчика с рук. – Иди, внучек, не шали, маму слушайся. Если будешь умницей, дедушка сделает тебе ко дню рождения шикарный подарок!

– Какой подарок? – встрепенулся ребёнок. – Дедушка, ну скажи!

Он запрыгал на одной ножке вкруг кресла Уссера. Нора поймала его и увела спать, но сама в это время ласкала взглядом Али.

– Что же это за подарок, сынок, если ты за три недели будешь знать?

Нора продолжала увещевать ноющего сыночка уже в коридоре. Уссер, продолжая по-отечески улыбаться, посмотрел на Мамедова новым, родственным взглядом.

– Любит тебя племянница… А с мужем у неё так и склеилось. На Элеонору трудно угодить, так что поздравляю. Может быть, вскорости я вас и благословлю. Станем одной семьёй, соединим капиталы. Меня интересует твоя богатая нефтью родина. Тебя, надеюсь, привлекает возможность развернуться в Питере. Между прочим, Нора уже закидывала удочку насчёт свадьбы. Ты с прежней женой развёлся, Алик?

– Ещё в прошлом году, – пожал плечами Мамедов. – Гульнара подала сама, я не настаивал. – Он взял с кресла свой белый пиджак, закинул его за плечо. – Её отец, человек советской формации, терпеть меня не может. С сыном видеться не разрешает. Ренату уже два с половиной года, а я помню его только новорождённым…

– Ничего, Алик, мой внук станет твоим сыном. Даст Бог, и общего родите с Норой, моего и твоего наследника. – Семён Ильич потушил сигару, тоже плеснул в пузатый бокал французский коньяк. – Альберт Келль, её бывший, не к ночи будь помянут, как соплёй был, так и остался. И Оскар, вижу, характером весь в него, хотя лицом похож на Нору. Не удержит дела, уже сейчас понятно. А вот ваш сын достойно заменил бы меня. Слюнтяем ему быть не в кого. Вы оба – железные люди. Не переругайтесь только, умоляю! Ладно, Алик, иди, ублажай Нору. А завтра с утра возьмёшь охрану и съездишь за гонораром. Митя обещал задаток…

– За что? – удивился Мамедов.

– Алик, ну не бесплатно же я стану выявлять человека, который слил автобусы! – Уссер весело развёл руками.

– Простите, шеф, я – осёл, – самокритично сказал Мамедов.

– Вот уж нет! – азартно возразил Уссер. Потом он моментально обмяк и слабо махнул рукой. – Иди спать, сынок. Завтра ты мне нужен свеженьким.

Али застыл у двери, не веря своим ушам. До этого Семён Ильич никогда его так не называл…

– Останови! – Филипп тронул за плечо Шарифуллина, резервного водителя, которого взял на сегодня вместо Тима.

«БМВ» подкатил к поребрику на чётной стороне проспекта Смирнова и плавно затормозил.

– Свободны. Давайте-ка по домам! – скомандовал Обер, и его телохранители молча выбрались из машины.

Из кинотеатра «Максим» как раз выходила публика – закончился последний сеанс. Водителя Филипп пока не отпускал, несмотря на то, что очень хотел это сделать. Хоть один человек должен был видеть, что с «третьей квартиры» Обер направился именно к себе домой, за город, и никуда больше. Кроме того, Шарифуллин оставил в Песочном свою личную «восьмёрку».

Шофёр снова дал газ и повёл «БМВ» к проспекту Энгельса. Филипп любил именно эти мгновения, когда его сверкающий лимузин быстро и вместе с тем плавно набирал скорость. Широкая трёхрядная магистраль, обсаженная деревьями и кустами шиповника, была застроена «хрущёвками» и кирпичными «точками». В самом её конце, у железной дороги, стояли кооперативные «коробки» в двенадцать этажей.

Проспект слабо освещался редкими фонарями. Из-за пасмурной погоды стемнело очень быстро, и сейчас тучи плотно заволокли небо. В двух шагах на тротуарах ничего не было видно, и лишь белели вдалеке стволы берёзок. Мерцали по обеим сторонам проспекта стёкла магазинных витрин, в которых давно уже не было никакого товара. В стороне Ланской улицы и Удельного парка шумели ещё летней листвой деревья. Проспект Смирнова сейчас не был загазован, как обычно. И Филипп, закуривая при опущенном ветровом стекле, ощутил близость загородной зоны. На Омской улице заливисто лаяли два пса, носившиеся между опорами линии электропередач.

Схема пока ещё держалась в памяти, но Обер боялся, что ему повредит выпитый у Уссера коньяк. Как оказалось, боялся зря – голова давно не была такой ясной. Можно было уже начинать чертить в блокноте, благо водитель вряд ли мог что-то понять в полутьме салона. Но всё-таки Филипп счёл необходимым проявить осторожность и отложить это дело до дома.

Дорога в Песочный выглядела сейчас необыкновенно длинной и однообразной. При свете здесь горбились крутые холмы, зияли распадки – будто не Питер был рядом, а, по крайней мере, Москва. За окружной железной дорогой к шоссе вплотную подобрался Шуваловский парк. По другую сторону магистрали светились окошки деревянных домиков в палисадниках. Филипп любил ездить мимо Суздальских озёр, и даже сейчас почувствовал, что вода рядом. Он сумел заметить блики фонарей на поверхности, а потом берега скрылись за заборами. Было очень тихо, даже на шоссе. И потому ясно слышался перестук колёс поезда, идущего далеко, за озёрами.