Луис Гарсиа-Роза - Юго-западный ветер

Разговор оборвался столь же внезапно, как и начался. Они просто вдруг замолчали, и дона Алзира вышла из его спальни, даже не сказав «Спокойной ночи». Но безмолвный спор между ними, казалось, продолжался, хотя они находились в разных комнатах.

Габриэл, сидевший все в той же позе на кровати, наконец рухнул на подушку и провалился в сон. Во сне ему приснился отец, который стучал в дверь, крича, чтобы его выпустили из ванной.

Хотя у него не было строго определенных часов работы, но Эспиноза предпочитал выходить из дома в одно и то же время. Он хотел установить ритм для своих подчиненных. И в это утро он вышел в тот же час.

Когда он почти достиг подножия лестницы, то наткнулся на Алису, что сидела на нижней ступеньке, поджидая его.

— Привет, а я тебя ждала!

— Доброе утро. Мы с тобой не виделись почти неделю.

Случайный прохожий, увидев, как они вместе выходят из дома, принял бы их за отца с дочерью, которую он провожает в школу.

— Ну, у тебя была компания.

— Ты что, следила за мной?

— У меня нет нужды за тобой следить. Она ведь не делает из этого секрета.

— Верно. В этом нет нужды.

— Она красавица.

— Я тоже так считаю.

Ты на ней женишься?

— Тут надо не торопиться — это серьезный шаг.

— Почему? Она красавица, ты ей нравишься — я хочу сказать, ты ей должен нравиться, раз она приходит к тебе каждый вечер, — и она тебе тоже нравится, потому что я впервые вижу, чтобы какая-то женщина появлялась у тебя столько раз подряд. Так что почему бы тебе и не жениться?

— Потому что так не делается.

— А как делается?

— Нам нужно время.

— Для чего?

— Чтобы лучше узнать друг друга. Кроме того, когда пара вместе появляется на людях, это еще не значит, что они должны жениться.

— Но вы вовсе не появляетесь вместе на людях! Вы вместе сидите дома, а разве не так ведут себя женатые люди?

— Не обязательно, но это может быть неплохим началом.

— А что насчет Соседа? Ты ведь не бросишь его?

— Нет, он ведь наш, верно?

— Тогда он должен стать и ее. А что, если он ей не понравится?

— Детка, милая, во-первых, давай для начала будем называть ее по имени. Ее зовут Ирэн. Во-вторых, она не живет со мной постоянно, а лишь приходит ко мне, каждый раз ненадолго. Кроме того, никто из нас не упоминал о браке, и уж тем более речь не заходила о Соседе.

— Тогда сейчас пора об этом поговорить, разве нет?

— О чем? О браке или Соседе?

Эспиноза восхищался тем, с какой легкостью Алиса обсуждала темы, которые взрослым казались сложными и неудобными. Эта девчушка подходила к проблемам не только теоретически, но приводила множество примеров, взятых из жизни окружающих взрослых, а также друзей и ровесников. За то время, что понадобилось им, чтобы пройти два квартала, она успела изложить ему все, что думает о любви и браке. И закончила разговор столь же внезапно, как и начала:

— A-а, вот твоя улица. Ну, пока!

Эспиноза свернул на улицу, на которой располагался полицейский участок, а Алиса продолжила свой путь в школу. Эта сцена напомнила Эспинозе времена, когда он сам был маленьким и жил в районе Фатима рядом с центром, это было еще до того, как родители перебрались в Копакабану. Но даже когда они уже переехали в район Пейшото, он продолжал ходить в школу. И вот, тридцать лет спустя, он вновь ходит тем же путем, но теперь уже с Алисой. Разница состоит лишь в пункте назначения.

Конец недели прошел относительно спокойно, что, конечно, не означало, будто в районе прекратились кражи, нападения или убийства, это просто значило, что не происходило ничего необычного. А то единственное дело, которое Эспинозу интересовало лично, не относилось к его участку, и он не пытался затребовать его к себе. Пока что он являлся всего лишь заинтересованным наблюдателем — термин, который он использовал, чтобы самому себе уяснить ту позицию, что он занимал по отношению к событиям, развернувшимся с того момента, как он впервые встретился с Габриэлом. Термин был таким же двусмысленным, как и его собственная роль в этом деле…

Когда Габриэл уходил на работу, доны Алзиры уже не было. Она приготовила завтрак, так что ему надо было лишь включить кофеварку. Никакой записки. Он и сам сегодня вышел из дому раньше, чем обычно, и шел теперь по серым тротуарам мимо серых домов. Весь этот район был какой-то серый. Габриэл сел на поезд вместе с целой армией школьников, которые выглядели еще более сонными, чем он сам. Доехав до Копакабаны, он не пошел сразу на работу, а сначала сел на автобус, направлявшийся в Ипанему. У него в запасе было еще больше часа до начала рабочего дня. Если вычесть время на обратный путь, то на его маленькое утреннее расследование остается около сорока минут. Он не был завсегдатаем таких районов, как Ипанема. Эти современные районы его пугали — их жители, казалось, лет на десять обгоняли время. Он всего лишь один раз отважился пройтись по берегу в этих местах. Бесстыдство, с каким женщины тут демонстрировали открытые части тела, шокировало, и его охватывали одновременно соблазн и страх.

Он не задержался надолго. Интересовавшая его улица располагалась неподалеку от площади Носса Сеньора де Пас — в двух кварталах от берега — и была одной из самых роскошных во всем Рио-де-Жанейро. По сравнению с Фламенго, застроенного маленькими одноэтажными домишками, в которых обитали люди среднего достатка, это был совсем другой мир. Да, Ирэн жила богато.

Он сел за свой рабочий стол всего на пять минут позже, чем обычно. Повесил плащ на спинку стула и ознакомился со списком поставщиков, которыми должен заняться сегодня. После Ольгиной смерти на работе все сильно изменилось. В воздухе витало уныние. Но сотрудники отметили, что во внешности Габриэла произошли некоторые изменения: он стал носить галстук. Он по-прежнему был одет в джинсы и спортивную куртку, но добавил к этому галстук, один из тех, что достались ему по наследству от отца. Выглядело это совсем неплохо и, по общему мнению, вполне совпадало с той более спокойной и серьезной манерой поведения, которая появилась у Габриэла после смерти его подруги.

Ночи, что Эспиноза провел с Ирэн, казалось, закрыли ему дальнейший доступ к ее внутреннему миру. В кровати их тела сливались, они обменивались пылкими взглядами и словами. Но, может быть, телесная близость и близость эмоциональная — это просто два различных мира? Хотя тело можно изучить досконально, но чем сильнее становится эмоциональная привязанность, тем сильнее чувства, и тогда даже тело превращается в нечто загадочное и непостижимое. Вот почему Эспиноза стал чувствовать, что телесные сигналы, которые подает ему Ирэн, больше не являются гарантией доступа в ее внутреннее пространство. Не потому, что его любовь уменьшилась или стала менее сильной, но по прямо противоположной причине: потому что и телесные, и личностные границы между ними были размыты. И более всего его беспокоил один поразительный факт — с некоторого момента в его голове образы Ольги и Ирэн смешались в некое единое целое. Ему стало казаться, будто он спит с одной из близняшек — при этом не зная с какой!