Ольга Лаврова - Волшебные узоры (Динозавр)

И действительно, рассиживаться не довелось. Они еще обменивались первыми фразами, а динамик уже зачастил: «Оперативная группа, на выезд! Ножевое ранение в подъезде по адресу…» Приехали за считанные секунды до «скорой».

Успели сфотографировать, как он лежал — плашмя, правой щекой на замусоренном полу, с неловко раскинутыми руками. Плотный, сильный, едва дышавший. Под левой лопаткой рубаха была пришпилена к спине гладкой, с медными заклепками, рукояткой ножа.

Успели очертить мелом силуэт распластанного тела.

Затем ворвались белые халаты, раненого увезли, Томин сел в машину рядом с ним.

Остался пустой меловой контур, из которого вытекала лужица крови, уже холодной, но еще тревожно яркой, еще живой. Низко пригнувшись, Кибрит собирала ее в пробирку. Через открытую дверь тянуло со двора цветущими липами, и дух этот, соединяясь с запахом густеющей крови, делался фальшив и неприятен, вызывал душевную дурноту.

Дом был в четыре этажа, дореволюционной постройки, широкая лестница служила сейчас амфитеатром для сгрудившихся на ней жильцов.

— Кто-нибудь прикасался к потерпевшему? — спросил Знаменский.

— Ни в коем случае! — возбужденно заговорил рыжеватый мужичок на нижней ступеньке. — Это я его обнаружил! Спускаюсь за газетой, он лежит. Думал, пьяный. И вдруг вижу — нож торчит! Я звонить…

— Откуда?

— Вон от них, из первой квартиры, — он оглянулся на женщину в пестром ситцевом халате.

— Так. Потом?

— Выскочил обратно, гляжу, Дикарев стоит.

— Это я, — отозвался немолодой мужчина из группы на площадке.

— Вы дотрагивались до тела? до ножа?

— Нет. Стоял, примерно, где старшина.

Милиционер у двери переступил с ноги на ногу.

— Вы возвращались домой?

— Да, — и, помедлив, добавил: — Вас интересует откуда?

Знаменский скользнул по нему внимательным взглядом.

— Нет.

Рыжеватому не терпелось продолжить повествование:

— Я ему говорю: Дикарев, человека зарезали! А он: не ори, сам вижу.

Но рассказ был Знаменскому неинтересен. И Дикарев неинтересен. А вот женщина в пестром халате…

— До того, как товарищ прибежал звонить, вы слышали на лестнице какой-нибудь шум? крик?

Женщина замотала головой.

— Ничего не слыхала, честное слово! Я телевизор смотрела!

«Честное слово» лишнее — заметил себе Знаменский.

— Кто еще есть с нижнего этажа? Вы что-нибудь слышали?

Двое-трое отозвавшихся заверили, что нет. Вероятно, так оно и было: без ссоры, без драки. Удар в спину исподтишка. Чуть-чуть только не точный, не окончательный.

Сзади заполыхало: Зина фотографировала со вспышкой общий вид места происшествия. Со двора появилась молодая пара и замерла в изумлении.

— Обойдите сторонкой, — сказал старшина.

Сделав крюк, те приблизились к лестнице. Парень продолжал обнимать спутницу за плечи, но жест из развязного стал охранительным.

— Будьте добры, ваши фамилии и номер квартиры, — сказал Знаменский.

— Завьяловы… Квартира шесть. А… что тут такое?

— Тут скверная история. Давно из дому?

— Примерно час назад.

— В подъезде никого не было, когда уходили? Ничего необычного?

— Н-нет… — парень косился на истекающий кровью меловой силуэт.

— Во дворе кого-нибудь встретили?

Девушка дернула подбородком куда-то вверх:

— Мария Семеновна с собачкой гуляла.

— Есть тут Мария Семеновна?

Через перила свесились седые распущенные кудри.

— Не припомните, когда вы вернулись с прогулки?

Мария Семеновна помнила: ровно в десять, у нее режим.

Возвратился Томин, проводив потерпевшего до палаты с надписью «Реанимация». Передал Зине обернутый салфеткой продолговатый предмет, в котором наэлектризованная толпа угадала нож.

Нож прошел мимо сердца, но при падении человек сильно ударился виском. Травма черепа может дать любые последствия. Пока везли, на миг очнулся, на вопрос: «Кто вас?» — прохрипел: «Не видел». В карманах нашлось шесть рублей мелочью, использованный билет на сегодняшний футбол и паспорт.

«Серов», — прочел Знаменский и задержался на карточке. В стрижке, в складке губ угадывалась приблатненность. Но лицо вызывало симпатию. Судя по прописке, он жил неподалеку.

— Саш, к родственникам, ладно?

Томин понимающе кивнул и скрылся. Кроме печальной вести надо сообщить о неведении Серова, пусть слух расползется, преступник будет поспокойней.

Покончив со своими обязанностями, Кибрит принялась переписывать для Пал Палыча фамилии присутствующих. А он пустил паспорт по рукам в надежде, что кто-нибудь все же знал потерпевшего.

У молодой пары паспорт застрял — о чем-то зашептались.

— Ну? — поторопил Знаменский.

— По-моему, с соседнего двора, — нерешительно сказал парень.

— Верно. Что еще?

— Мы тем двором на автобус ходим… Там стол и, как ни идешь, доминошники стучат.

— И Серов играл?

— По-моему, да… А из наших там Володька бывал.

Дюжий Володька, щелкая шлепанцами по голым пяткам, протолкался вниз со второго пролета.

— Ты чего метешь? чего метешь?

— Не шуми, Володька, я тоже видел! — обрадованно встрял рыжеватый мужичок.

Володька посмотрел на фотографию, брови нахмурились.

— Ну… допустим, встречались, — и, повышая тон: — Ну и что? Я один, что ли? Игнат с Афоней чаще моего там торчали!

— Никишины? Правильно, и Никишиных видел! — подтвердил рыжеватый.

— Все-то ты, дядя, видел, — с неприязнью процедил Володька. (Явственно недоговаривая: «Держал бы при себе».)

— Есть Никишины? — окликнул Знаменский.

— Нету, — донеслось сверху. — Позвать?

Все тут друг друга знали — преимущество старого дома.

— Не надо, все равно придется по квартирам идти.

— Они в десятой квартирке, — услужливо доложил рыжеватый.

— Найду. Пока все, товарищи, можно расходиться. Вас попрошу быть дома, — кинул он вслед Володьке.

— Пожа-алуйста… Только я скоро спать лягу.

А ведь и ляжет. И уснет безмятежным сном. Кого там порезали, кто порезал — для него полное наплевать. Да и все прочие тут… взбудоражены — да, но не потрясены. У нас, слава богу, не на каждом шагу режут — откуда им было привыкнуть к насилию, к крови? Но вот смотрят и не ужасаются. Почему? Почему нам с Зиной не наплевать? Томину не наплевать? Вот, пожалуй, еще Дикареву. Наверное, воевал, у тех со смертью свои счеты.

— Разрешите, позвоню от вас? — шагнул Знаменский к женщине в пестром халате.

Телефон был в передней. Знаменский прикрыл за собой дверь, мягко произнес:

— А теперь прошу сказать то, что вы скрыли.

Женщина отшатнулась.

— Почему вы думаете…

— Разве я не прав?

Она зябко обхватила плечи, зашептала:

— Знаете, как мне там было страшно! Вдруг он тут же стоит и слушает…

— Но сейчас нас никто не слушает.