Александр Каневский - Елена прекрасная

— Нет! Никогда и ни за что!.. Я же вам уже говорила: нет!.. Да, я потомственная дворянка и именно поэтому я не войду в ваш дворянский клуб!

Резко положила трубку.

— Почему бы тебе к ним не присоединиться? — спросил Нельсон. — Тебе было бы веселей.

— С ними? С этими парвеню?!.. Однажды они меня туда затащили — я еле удрала. Ты бы посмотрел на этот бомонд!.. Там было несколько отставных полковников, которые всё время отдавали друг другу честь, несколько партийных деятелей, которые говорили лозунгами, и потомок какого-то бывшего князя, ныне бизнесмен. Он эмигрант, живёт в Берлине. В Москве у него две большие прачечные.

— Ты же сказала, что он — эмигрант? Зачем ему прачечные в Москве?

— Это его доход: он живёт в Берлине, а стирает в Москве… Вокруг него гнездились новоиспеченные аристократки, которых одесская мадам Соня выгнала бы из своего заведения за плохие манеры.

— Мама, ты, как всегда, экстремальна!

— Но это правда: они не умеют себя вести, эти самопровозглашённые дворянки! Запомни, сын: порода сразу видна, и в собаках, и в людях. А из этих прёт совок! Одеты вычурно, причёсаны безвкусно! Отсутствует грация, элегантность! Они садятся на старинную французскую козетку, как в гинекологическое кресло!..

Нельсон не выдержал и рассмеялся.

— Мама, ты невыносима, но я тебя обожаю!

— Не подлизывайся!..

— На когда назначили облучение?.. — Видно было, что его это очень волнует. — Кто назначил?.. И где?..

— Я тебе всё скажу. Но не сейчас — потом… Какие газеты ты купил?

— Всё, что ты просила. — Вынул из «дипломата» пачку газет и журналов, положил на стол рядом с Аделаидой. — Зачем тебе столько?

— Я должна владеть информацией. — Листает верхнюю газету. — Вот, о новой премьере МХАТа: «Волнительные минуты общения с корифеями…» — отбрасывает газету. — Ненавижу их «волнительно»!.. В русском языке есть нормальные прилагательные: волнующие, взволнованные… Откуда пришло это «волнительно»? Какое-то гомосексуальное слово в лакированных туфлях, его обожают актёры…

Берёт журнал, просматривает. Не отрываясь от страниц, как бы мимоходом, бросает сыну:

— Ты заметил, что я ни разу не спросила о наших бриллиантах?

— Я оценил твою выдержку. И в благодарность сообщаю: я вышел на вора и, надеюсь, скоро смогу вернуть тебе твои любимые камни.

— Да поможет тебе Господь. Ты ведь знаешь, что они для меня значат.

— Знаю, мама, знаю.

— Так уж постарайся. Если их не найдут — это сигнал, что я тоже должна уходить из жизни.

— Я их найду, мама! Я тебе обещаю… Почему они откладывают облучение?

— Им виднее… А сейчас я иду спать. Включи, пожалуйста, обогрев.

— Зачем? На улице жарко.

— Ты же видел: в моей комнате на всех стенах фотографии моих мужей и любовников. Поэтому я сплю голой и мне прохладно.

— Не понимаю, почему ты спишь голой?

— «Женщина создана для того, чтоб её любили, а не для того, чтоб её понимали». Оскар Уайльд.

— И всё-таки: если тебе холодно, почему ты спишь голой?

— Чтобы пробудить воспоминания о приятных моментах прошлого.

— Мама, вспомни, сколько тебе лет!

— Моя любимая Коко Шанель изрекла: «Старость не защищает от любви, но любовь защищает от старости!»

— Господи, когда ты повзрослеешь?!

— Стареть я буду, но взрослеть — никогда!

Она сделала книксен и выпорхнула из гостиной.

Они приехали к ней под вечер, оба внутренне напряжённые, внешне — весёлые и даже чуть развязные.

— Хозяйка, поставь по сто грамм, мы тебе за это мусор вынесем.

После смерти отца, который за руль сел пьяным, Елена гостям-автомобилистам спиртного не подавала и приносить запрещала. Отказала и на этот раз.

— Но сегодня очень важный разговор. Надо выпить.

— Любой важный разговор можно вести под кофе.

Она поставила на стол закипевший кофейник, три прибора и вазу с печеньем.

— Ладно, — грустно произнёс Амиран. — Кофе так кофе. Но грузины не могут сидеть за столом без тостов. Хотя бы один я должен произнести. — И предупредив возможное возражение Елены, успокоил. — Антиалкогольный!

Встал и произнёс свой тост:

— «Однажды к мудрецу пришла женщина и стала просить, чтоб он помог вылечить мужа от пристрастия к выпивке.

— Я не врач, — сказал мудрец, — но совет дать могу. Есть у твоего мужа какая-нибудь большая мечта?

— Есть, — подумав, ответила женщина.

— Замечательно! Пообещай ему: если бросит пить, то эту мечту ты исполнишь.

— Хорошо, попробую, — сказала женщина и, поклонившись, ушла. А когда пришла домой, то заявила мужу: „Если бросишь пить — каждый день буду ставить тебе пол-литра.“»

После этих слов Амиран выпрямился, поднял чашечку кофе и, держа её, как бокал, произнёс, пародируя заправского тамаду:

— Так выпьем же, дорогие гости, за мудрых женщин…

— … Каторые панымают мужчын! — с грузинским акцентом подхватил Григорий, и они чокнулись своими чашечками.

Не выдержав, Елена рассмеялась.

— Два вымогателя!

— Мы тебя всё равно добьём!

Григорий, как заправский фокусник, выкрикнул «Опля!», и они оба, одновременно, выхватили из-под пиджаков свои дипломы и раскрыли их, чтоб она могла прочитать внутренние страницы.

Елена искренне обрадовалась.

— Уже получили?!. Ну, молодцы!.. Ладно, Бог с вами! — вынула из серванта бутылку коньяка. — Пейте! Заслужили. Но на машине не поедете — ночевать будете здесь, в гостиной.

— О! Ты приблизила нас к теме разговора. — Амиран для решимости глотнул коньяка и произнёс: — Мы окончили университет.

Григорий подхватил:

— Как видишь, получили дипломы.

— И приглашения на работу, — продолжил Амиран. Каждый говорил по одной фразе, видно было, что они заранее отрепетировали.

— Начинаем новую жизнь.

— Мы тебя оба любим, и каждый хочет начать эту жизнь вместе с тобой.

— Больше уже жить святой троицей мы не можем.

— Поэтому с помощью Александра Сергеевича делаем тебе предложение.

Оба одновременно рухнули перед ней на колени и в два голоса, «хором» прочитали известные строчки из сказки Пушкина о мёртвой царевне и о семи богатырях, чуть изменив их:

Поднялись с колен и Амиран завершил:

— Сейчас ничего не отвечай, сейчас мы уедем…

— Не волнуйся: мы оставим машину и уедем на такси, — успокоил Григорий.

— … но завтра, — продолжил Амиран, — ты сама позвонишь каждому и дашь ответ, который для одного станет праздником, для другого — приговором.

— И это будет приговор без обжалования! — заключил Григорий.