Леонид Словин - Астраханский вокзал. Повесть и рассказы

— Учился где? Или так, самоучкой?

— Учился. Ты про электрический стул слыхал?

— Слыхал, — постоялец зябко передернул плечами. — Сразу насмерть или мучаешься?

«Да он же совсем-совсем темный! — подумал Денисов. — Рассказать кому-нибудь — не поверят!»

Он поднялся на стремянку.

— Когда как…

Новожилов покосился на почерневшие оголенные провода, лежавшие на кровати, и еще раз отодвинулся, лязгнув сеткой.

— Не двигайся! — сказал вдруг Денисов, сам изумившись странному звучанию своего голоса. — Сиди тихо, Новожилов, а то поверну пробку, и будет электрическая кровать!

Первым движением Новожилова было сунуть руку в карман за «байяром». Направленное на него черное дуло было не так страшно — это в его жизни уже случалось. Но сила, таившаяся в полусгнивших проводах, нейтральный фарфоровый изолятор — копеечная штука, чуждая обычного его круга вещей, парализовали Новожилова…

— Вверх руки!

Новожилов поднял руки в ожидании неминуемого электрического удара.

— Я сразу догадался, что он из уголовного розыска! — восхищенно рассказывал Кристинину Лукояныч, когда Новожилов и остальные были уже в машине. — Когда еще лестницу он попросил! Я и топор в дом принес… Если что, думаю, я этого постояльца по башке!

— А вот этого нельзя, — сказал Кристинин.

Кружа по лугу с теодолитом и заполняя тетрадку черточками и значками, он еще раньше понял, что Денисов может рискнуть на задержание в одиночку. Сам Кристинин так бы и поступил: преступник вряд ли мог ожидать, что трое инспекторов будут возиться у теодо-лита, ачетвертого пошлют задерживать. Но одно дело — старший инспектор МУРа Кристинин, другое — новичок, слушатель учебных сборов!

— …Я попрошу Денисова подсоединить вам проводку, мы подождем, — Кристинин попрощался с хозяином и пошел к машине.

— А все-таки хорошо, если бы интернат! — вздохнул Лукояныч.

Обратная дорога из деревни показалась короче и быстрее утренней. Равномерно покачивалась высунувшаяся из кузова рейка, постукивало пустое ведро. Инспектора почти не разговаривали между собой, только Новожилов не умолкал ни на минуту: ругал Лукоя-ныча, Денисова, не так, по его мнению, посмотревшего на него Губенко. Он по-прежнему бессмысленно и глупо искал ссоры. А вот о том, что в сторожа у магазина он не попал, а попал его сообщник, тоже вооруженный «байяром», Новожилов молчал, хотя сделать заявление об этом было для него крайне важно: арестованный несколькими неделями раньше Косой Федор уже валил все на скрывшегося Новожилова.

На шоссе их встречал закрытый светло-серый фургон. Когда Новожилова увели, в «газике» стало сразу просторно и тихо.

— Ты где будешь работать после сборов? — спросил Денисова Губенко.

— В Москве, у себя на вокзале.

— Понимаю. А кем? В уголовном розыске?

— Постовым. Для розыска опыта маловато.

— Так. — Денисов не уловил в этом «так» особого сожаления.

Больше Губенко ни о чем не спрашивал. Кристинин высадил его из машины на Садовом кольце, у площади Маяковского. Простился он с Денисовым весьма дружелюбно.

Неприятный разговор произошел в кафе, куда Кристинин, Горбунов и Денисов, переодевшись, зашли поужинать.

Слегка ослепленный крахмальной чистотой скатертей и хрустальным великолепием фужеров, Денисов подумал, что работники уголовного розыска хотят отметить успех. Может, даже он, как удачливый дебютант, был обязан пригласить их сюда, а не догадался?!

Но озабоченное, усталое лицо Кристинина погасило мысль о празднестве и веселье. Они выпили молча.

— Я хочу тебе рассказать о гибели самолета… Это было в тридцать четвертом году. Ты слыхал о таком самолете «Максим Горький»?

Нет, Денисову не приходилось слышать о нем.

— Большой был самолет. Самый большой в мире. Восьмимоторный. И сейчас таких нет — восьмимоторных. В этом рейсе на самолете были ударники производства. Некоторые с детьми. Он совершал праздничный рейс, эскортируемый истребителем. И вот летчику истребителя пришла в голову мысль — совершить мертвую петлю вокруг крыла самолета, несмотря на категорический приказ не совершать в полете никаких фигур высшего пилотажа. Выходя из петли, он врезался в крыло… Весь экипаж, женщины, дети… Все погибли из-за недисциплинированности одного человека. Советую тебе сходить на Новодевичье кладбище. Там на стене можешь все прочесть…

Кристинин смотрел на Денисова. Теперь в нем не было ничего от насмешливого, немного снисходительного человека, к которому Денисов уже успел за день привыкнуть и привязаться.

— Ты подумал, что могло быть, если бы Новожилов застрелил тебя и ушел из дома с оружием? Что он мог еще натворить?! Ведь терять ему было нечего!

Денисову уже не хотелось есть, и желал он теперь только одного: чтобы обед прошел быстрее. Но официант обслуживал не спеша, как будто специально испытывая Денисова, и даже дважды поменял вилки, найдя их недостаточно чистыми. Когда обед наконец закончился, Кристинин вызвал машину.

По пути в школу об операции никто не говорил, но Денисов все равно чувствовал себя отвратительно. Даже когда молодой вихрастый шофер сказал:

— Слышали, Новожилова задержали!

— Это вот он, — без улыбки сказал Кристинин, кивнув на Денисова.

Шофер воспринял это как шутку, и самое удивительное — Денисову слова капитана тоже показались шуткой.

Изрядно надоевшее за время учебных сборов здание за кирпичным забором Денисов увидел с каким-то радостным облегчением: видно, что-то не до конца успел он узнать от рыжего скуластого подполковника, учившего быть наблюдательным и сильным.

Закончатся сборы, он будет снова дежурить в зале для транзитных пассажиров или на платформе, и ему не придется особенно часто решать такие головоломки, как сегодня.

Денисов уже принял это успокоившее его решение, когда Кристинин протянул руку через сиденье:

— А инспектор из тебя будет толковый. Есть и решительность, и главное — фантазия. Пока это у тебя не от знаний, а …от бога. А нужно и от знаний, и от опыта. Мы приедем к тебе на Астраханский. Правда, Михаил Иосифович? Желаем успехов…

Сердце Денисова странно забилось. Он стоял, глядя, как разворачивается машина, как улыбается ему вихрастый шофер и медленно подымает ладонь Михаил Иосифович.

Машина была уже далеко, но Денисов не спешил уходить, все еще смотрел ей вслед. Больше всего на свете ему хотелось сейчас снова прожить этот удивительный день, не похожий ни на какой другой день в его жизни.

Денисов нес службу у автоматических камер хранения.

Стальные ящики, поставленные друг на друга, отгораживали с трех сторон площадку в самом центре зала. Четвертой стеной служил ряд сдвинутых вместе высоких неуклюжих диванов. Пассажиров в камерах хранения было немного.