Пер Валё - Розанна

Колльберг достал блокнот в черном переплете и глубокомысленно пролистал его.

— Когда ты уехал, я прочел все материалы еще раз и решился сделать такое маленькое резюме.

— Да…

— Я, например, задал себе вопрос, который завтра нам наверняка задаст Хаммар: что, собственно, нам известно?

— И что же ты ответил?

— Секундочку. Будет лучше, если ответишь ты. Что мы знаем о Розанне Макгроу?

— Многое — благодаря Кафке.

— Верно. Я бы даже решился сказать, что мы знаем о ней все. Далее: что нам известно об убийстве?

— Мы знаем, когда было совершено преступление. Более или менее знаем, где и как это произошло.

— Мы действительно знаем, где это произошло?

Мартин Бек забарабанил пальцами по столу, потом сказал:

— Да. На экскурсионном пароходе «Диана» в каюте номер А7.

— Группа крови действительно совпадает, но для ареста этого недостаточно.

— Нет, но мы это знаем, — уверенно сказал Мартин Бек.

— Хорошо. Предположим, мы это знаем. Когда же это произошло?

— Вечером четвертого июля. Когда стемнело. В любом случае, после ужина, а он закончился в восемь часов. Примерно между девятью и двенадцатью.

— Как? Ну, об этом мы можем судить по результатам вскрытия. Можем также исходить из того, что она разделась сама. Добровольно. Либо, возможно, под угрозой насилия, но это не слишком правдоподобно.

— Нет.

— И наконец: что мы знаем о преступнике?

Через двадцать секунд Колльберг ответил сам:

— То, что он садист и сексуальный маньяк.

— То, что он мужчина, — добавил Мартин Бек.

— Да, почти наверняка. И то, что он сильный. Розанна Макгроу вовсе не была карликом. Мы знаем, что он был на «Диане».

— Да, если, конечно, исходить из того, что все наши предположения верны.

— И что он должен относиться к одной из двух категорий: пассажир или кто-то из команды.

— Мы это точно знаем?

В кабинете стало тихо. Мартин Бек кончиками пальцев перебирал волосы. Наконец он сказал:

— В противном случае это было бы невозможно.

— В самом деле невозможно?

— Нет.

— Ну, хорошо, скажем, мы это знаем. С другой стороны, мы не имеем ни малейшего понятия о том, как он выглядит и где живет. У нас нет отпечатков пальцев, нет вообще ничего, что могло бы иметь отношение к этому убийству. Нам неизвестно, был ли он знаком с Розанной Макгроу раньше, и, естественно, неизвестно, откуда он приехал, что с ним случилось потом и где он находится в настоящий момент. — Все это Колльберг уже говорил серьезным тоном. — Мы знаем чертовски мало, Мартин, — продолжал он. — Разве мы можем быть уверены на сто процентов, что Розанна Макгроу не доехала в полном порядке до Гётеборга? Тебе не приходило в голову, что так могло быть? Что кто-то убил ее позже, тот, кто знал, откуда она приехала, и кто потом отвез труп обратно в Муталу и бросил его в озеро?

— Я тоже об этом думал. Но это бессмысленно, так не бывает.

— Покуда у нас не будет купонов на питание за весь рейс, мы должны учитывать и такую теоретическую возможность. Даже если это противоречит здравому смыслу. И даже если бы нам удалось доказать, что до Гётеборга она действительно не доехала, остается все же еще одна возможность, а именно: в Буренсхульте она сошла на берег, когда пароход стоял в шлюзовой камере, и на нее напал какой-то сумасшедший, который прятался в кустах.

— В таком случае мы там наверняка что-нибудь обнаружили бы.

— Наверняка, наверняка, не знаю. В этом деле столько материалов, что можно рехнуться. Черт возьми, ну как эта женщина могла исчезнуть посреди рейса и никто ничего не заметил? Даже горничная или официантка в столовой?

— Тот, кто ее убил, наверняка был на пароходе. Он убрал каюту, и там все выглядело нормально. В конце концов, речь шла только об одной ночи.

— А куда исчезло покрывало? А одеяло? Да ведь все это должно было быть залито кровью. Не мог же он, черт побери, там стирать. А если все бросил в воду, то где взял чистое постельное белье?

— Много крови там не было, по крайней мере, так утверждал прозектор. А если убийца ориентировался на судне, он мог очень легко принести со склада чистое белье.

— Ты считаешь, что пассажир может настолько хорошо ориентироваться на пароходе? И что при этом никто ничего не заметил?

— Это неудивительно. Ты когда-нибудь был на таком пароходе ночью?

— Нет.

— Все спят. Абсолютно тихо и пусто, нигде ни души. Практически все не заперто. Когда пароход проплывал по озеру Веттерн между полуночью и рассветом, на борту бодрствовали лишь три человека, причем они несли вахту — двое в рулевой рубке и один в машинном отделении.

— Но ведь должен же был кто-нибудь заметить, что в Гётеборге она не сошла на берег!

— После прибытия можно не соблюдать никаких формальностей. Пароход еще только приближается к порту, а пассажиры уже собирают свой багаж и толпятся у выхода, и, как только судно причалит, стремглав бегут на берег. Не забывай, что пароход опоздал, так что все спешили. Кроме того, они причалили, когда еще было темно.

Мартин Бек договорил и молча глядел в стену.

— Больше всего меня поражает то, что пассажиры и соседней каюте ничего не заметили.

— Ну, это я могу тебе объяснить. Я узнал об этом меньше двух часов назад. В каюте A3 находилась какая-то супружеская пара из Голландии. Им обоим за семьдесят и оба они глухие, как пни.

Колльберг полистал блокнот и взъерошил волосы.

— Наша так называемая версия того, как произошло преступление, основана главным образом на логических предположениях и психологических заключениях. С убедительными доказательствами дело обстоит хуже. Пока придется придерживаться этой версии, какой бы она ни была, потому что другой у нас нет. А сейчас давай посмотрим, что у нас получается со статистикой, не возражаешь?

Мартин Бек откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

— Давай, — кивнул он.

— У нас имеются фамилии восьмидесяти шести человек, которые находились на пароходе. Шестьдесят восемь пассажиров и восемнадцать членов команды. Далее, нам удалось выяснить местожительство или разными способами вступить в контакт со всеми, кроме одиннадцати человек. Но даже у этих одиннадцати нам известна национальность, пол, а у троих и возраст. Воспользуемся теперь методом исключения: во-первых, исключим Розанну Макгроу. Остается восемьдесят пять. Далее, все женщины, восемь из команды и тридцать семь пассажирок. Остается сорок, в том числе четыре ребенка до десяти лет и семь стариков за семьдесят. Остается двадцать девять. Далее, капитан и член команды, стоящий в ту ночь у руля. Они несли вахту с двадцати ноль-ноль до полуночи и имеют алиби. Трудно предположить, что у них было время прогуляться по пароходу и от нечего делать совершить убийство. Если же говорить о персонале машинного отделения, то такой уверенности нет. Ну, в любом случае имеем минус два. Остается двадцать семь мужчин в возрасте от четырнадцати до шестидесяти восьми лет. Двенадцать шведов, в том числе семь членов команды, пять американцев, три немца, один датчанин, один южноафриканец, один француз, один англичанин, один шотландец, один турок и один голландец.