Виктор Пронин - Банда 3

— С ним можно говорить?

— Вполне. Только не затрагивай больничных тем, лекарств, операций... Он ведь не знал, не догадывался, что люди его профессии рано или поздно попадают ко мне в руки... В лучшем случае, — усмехнулся Овсов.

— Почему в лучшем?

— В худшем случае они попадают в другие руки... Знаешь наш больничный анекдот... Приходит в палату человек в белом халате и начинает обмерять больного рулеткой. Больной спрашивает: «Доктор, вы что, решили новую пижаму выдать?» А тот и отвечает: «Я не доктор, я столяр».

— Какие-то анекдоты у вас туг... — поежился Пафнутьев. — Веди меня к нему. Хочу видеть этого человека, — Пафнутьев поправил во внутреннем кармане диктофон, еще раз нащупал пусковую кнопку, поскольку не часто ему приходилось прибегать к помощи этой изощренной техники. Да и в качестве доказательства подобные записи стали признаваться совсем недавно.

Поднявшись на этаж выше, Пафнутьев сразу ощутил себя в родной обстановке — в конце коридора маячил омоновец в пятнистой форме и с автоматом, второй прохаживался вдоль палат, третий маялся на лестничной площадке. Все они с подозрением проводили его взглядами, и, не будь рядом Овсова, вряд ли ему удалось бы вот так просто преодолеть эту преграду.

— Были попытки? — спросил Пафнутьев, кивнув в сторону пятнистой охраны.

— Были, — кивнул Овсов.

— Отразили?

— Отрезали, — поправил хирург.

— Это как?

— Просочился один как-то... Не знаю, то ли белый халат на себя напялил, то ли еще как... В общем, просочился на этот этаж, но как-то себя выдал... Ты не смотри, что ребята выглядят немного сонными... Это обманчивое впечатление. Ну, рванулся мужик в какую-то палату, однако оказался недостаточно шустрым... Омоновец дал короткую очередь, гуманную такую, по ногам...

Вот одну и пришлось отрезать. Ему повезло, что все в больнице произошло, а то бы от потери крови скончался.

— Важную жилу перебили?

— Вену, — поправил Овсов.

— Будет жить?

— Будет... Но что это за жизнь?

— Да, с протезами тяжело. Закупать приходится, — сочувственно проговорил Пафнутьев. — Я слышал, несколько эшелонов заказали в Германии. Сейчас, кстати, вся Европа работает на нас — протезы штампуют тысячами, миллионами, детские, взрослые, женские. Даже по национальностям как-то различают.

— Остановись, Паша... Пришли.

Ерхов лежал, глядя в потолок. Лицо его было покрыто рыжей щетиной, белесый взгляд казался отрешенным. Увидев Овсова, он оживился, чуть сдвинулся, попытался подтянуться повыше на подушку.

— Ну что, доктор? — спросил он и одними лишь этими словами подтвердил все, что Овсов говорил о нем Пафнутьеву. — Надежда есть?

— Надежда умирает последней, — неловко пошутил Пафнутьев и, только произнеся эти слова, понял, что промахнулся. Ерхов затравленно взглянул на него, побледнел, хотя, казалось, куда ему дальше бледнеть.

— А сам-то как? — спросил Овсов.

— Да вроде держусь... Или это только кажется?

— Везет тебе, старик! — решительно заявил Пафнутьев, нащупав, наконец, тон, которым можно говорить здесь, в этой палате, с этим больным. Овсов с удивлением посмотрел на него, но вмешиваться не стал.

Для себя он уже определил состояние Ерхова по его вопросам, цвету лица, а температуру и прочие показатели состояния организма он знал по донесениям сестричек.

— Что значит везет? — насторожился Ерхов.

— Ну, как же! Твой приятель уже в лучшем мире обитает, похороны состоялись, народ свое отрыдал... А ты здесь балдеешь, на снегопад любуешься... Конечно, везучий.

Овсов только головой крутнул, услышав слова Пафнутьева, но опять промолчал, не приходилось ему еще видеть друга при исполнении обязанностей. Овсов понял — Пафнутьев решил не успокаивать Ерхова, не лишать его трепетного состояния и страха за свою жизнь. Видимо, так ему проще было задавать вопросы.

— Это из прокуратуры, — пояснил Овсов. — Хочет с тобой поговорить... Побеседуйте пока, а я пройдусь по палатам.

— Это.., обязательно? — спросил Ерхов.

— Это более важно, чем твое выздоровление, старик! — опять брякнул Пафнутьев что-то несусветное, и Овсов поспешил выйти.

— Почему более важное?

— Потому что твое выздоровление — дело решенное. А я здесь представляю многих людей, для которых все испытания впереди. И потом, ты же должен подумать, что будет с тобой, куда отправишься, чем займешься после того, как выйдешь отсюда, если выйдешь, конечно.

— А почему могу не выйти?

— Некоторых выносят.

— Что... К тому идет?

— Старик, какой-то ты запуганный... Так нельзя. Это плохо. Держись, и все будет в порядке. Ты попал в руки лучшего врача этого города.

— Точно? — с надеждой в голосе спросил Ерхов.

— Сам не видишь?

— Вообще-то да...

— Он показывал пулю, которую вытащили из твоего бездыханного тела? Нет? Значит, не хотел тебя расстраивать. А мне показал. Даже подарил на память.

— А почему вам, а не мне?

— Потому что она мне нужнее. Я по этой пуле узнаю, кто в тебя стрелял, из какого ствола, в кого еще стрелял или намеревался выстрелить.

— Баллистическая экспертиза?

— Не совсем, но уже где-то рядом бьешь... — Пафнутьев придвинул табуретку и в тот момент, когда повернулся к Ерхову спиной, изловчился нажать в кармане кнопку диктофона. — Поговорим, — сказал он, усаживаясь плотно и всем своим видом давая понять, что разговор будет неторопливый и обстоятельный.

— Ну что ж... — пробормотал Ерхов" — Пусть так...

— Пару дней назад имел подробную беседу с Вовчиком, — сказал Пафнутьев как бы между прочим.

— Неклясовым?!

— Да, — Пафнутьев махнул рукой, давая понять, что это событие для него не столько уж и важное.

— Его взяли?

— В собственном кабинете с ним беседовал, — сказал Пафнутьев чистую правду. Лукавил Павел Николаевич, но что делать, это все-таки лучше, чем врать и постоянно бояться разоблачения. Даже в беседе с отпетым бандюгой не мог Пафнутьев скатиться к откровенной лжи, даже в таком вот положении не забывал он о собственном достоинстве. Гордыня это все, гордыня, но он не собирался отказываться от нее.

— О чем? — спросил Ерхов, глядя в потолок.

— На столе перед нами лежал железный кружочек. — Пафнутьев вынул из кармана и показал Ерхову крышку в целлофановом пакете.

— А почему в мешочке? — с нервной улыбкой спросил Ерхов. — Порезаться боитесь?

— Потому в мешочке, что все самые ценные вещи человек склонен прятать в мешочек, — рассмеялся Пафнутьев. — А если серьезно — отпечатки пальцев хочу сохранить.

— Понятно, — кивнул Ерхов. — Я как-то забыл, с кем разговариваю.

— Потолкуем? — спросил Пафнутьев.

— Попробуем...

— Нет, начнем без проб... В соседней палате лежит человек, которому ты уши обрезал... Бильдин. Помнишь такого?