Виктор Пронин - Банда 7

— Давно в городе?

— В городе? — переспросила Оля и на какое-то время замолчала. Видимо, вопрос ей показался необычным, видимо, такого вопроса ей клиенты не задавали. — С Нового года. А почему вы решили, что я не местная? Одежда? Вид? Манеры?

— Говорок у тебя немного непривычный.

— Это хорошо или плохо?

— Ни то ни другое.

— Некоторым нравится.

— Это хорошо, — кивнул Пафнутьев.

— Почему хорошо?

— Ты не оставляешь людей равнодушными. Они, наверное, благодарны за это?

— По-разному бывает.

— Домой не тянет?

— У меня под коленками тянет. От долгого стояния на ветру. Простите, конечно. Я понимаю, что такие подробности вряд ли кого возбудят. Но вы сами заговорили на посторонние темы.

— Дом — это посторонняя тема?

— Да.

— А непосторонние — это какие?

— Любовь и ласка. Зачем вам остальное? Об остальном вы поговорите с женой.

— Тоже верно, — вынужден был согласиться Пафнутьев.

— Далеко едем? — спросила Оля.

— Уже приехали.

Андрей остановил машину перед шлагбаумом, посигналил, из будки кто-то долго всматривался в машину и, только убедившись, что приехал свой, поднял шлагбаум.

— Когда подъехать? — спросил Андрей, не оглядываясь, словно опасался увидеть на заднем сиденье нечто непристойное.

— Через час-полтора, — неуверенно ответил Пафнутьев. — Хочешь отлучиться?

— Надо повидать одного человека.

— Если надо, значит, надо, — вздохнул Пафнутьев и вылез из машины. — Прошу, — сказал он Оле. — Мы уже дома.

— А дом-то казенный.

— Какой есть. Не самый плохой, между прочим.

— Надо же... А я уж губу раскатала — клиент подвернулся приличный, спокойный.

— Бывают неспокойные?

— О! — рассмеялась Оля. — Это долгий разговор... Не на одну бутылку.

— Игорь, который взял у меня деньги... Как его фамилия?

— Игоря? — Тон Оли неуловимо изменился. — Не знаю. Я о нем ничего не знаю. Ничего об Игоре я не знаю.

— Ну, нет так нет, — пожал плечами Пафнутьев. — Я подумал, что к нему можно время от времени обращаться с деликатными просьбами, уж коли у него столько добра. Мне кажется, он должен приветствовать каждого постоянного клиента. Пойдем, — Пафнутьев распахнул дверь. — Я должен вернуть долг.

— Какой долг?

— Чай. Я угощу тебя, Оля, потрясающим чаем.

Коридоры управления были пусты, затемнены. Горели лишь слабые дежурные лампочки. Пафнутьев шагал почти неслышно, зато четкий стук Олиных каблучков отдавался гулким эхом. Скрывая растерянность, она шла с некоторым вызовом, независимо помахивала сложенным зонтиком, с которого все еще продолжали падать редкие капли того блудного дождя, под которым увидел ее Пафнутьев. По сторонам она не смотрела, лишь изредка бросая взгляды на таблички, прибитые к дверям. Но было темно, и ни одной надписи так и не успела прочитать.

Пафнутьев открыл дверь своего кабинета, шагнул в сторону.

— Прошу!

— Спасибо, — Оля вошла опасливо, не представляя, что увидит, когда вспыхнет свет. — Мы так... В темноте и будем сидеть?

— Почему же сидеть? — спросил Пафнутьев, нажимая кнопку выключателя. — Сидят те, кого посадили. А мы люди свободные, поступаем, как сами того пожелаем, — он прошел к своему столу, уселся, показал Оле на кресло. — Присаживайся.

— Спасибо, — Оля прошла в угол, села, закинув ногу на ногу. Неплохие коленки, отметил про себя Пафнутьев. Прекрасной лепки, как сказал бы скульптор, художник или какой-нибудь многоопытный распутник. Оля вынула сигарету, уже хотела было щелкнуть зажигалкой, но спохватилась. — Я закурю?

— Конечно.

— А вы напрасно тащили меня сюда таким хитрым и коварным способом. Я бы и сама позвонила. Ваша визитка цела, да и номер запоминается легко.

— Я не знал, что встречу тебя в том дворе. Все получилось случайно. Так что не было никакой хитрости, никакого коварства.

— Тогда ладно, тогда прощаю, — Оля изо всех сил старалась выглядеть независимой. Пустив струю дыма к потолку, она снова затянулась. — А между прочим... Вы имеете право вот так среди ночи арестовывать людей, вести в служебный кабинет, устраивать допросы?

Пафнутьев помолчал, достал из стола папку уголовного дела, вынул из нее конверты с фотографиями, положил на стол и, подняв голову, посмотрел на женщину, напряженно сидящую в его низком затертом кресле.

— А я тебя не арестовывал.

— Как же это понимать? — Оля обвела недоуменным взглядом кабинет.

— Я тебя снял. И уже заплатил деньги. Аванс. Так что твое пребывание здесь оплачено.

— Аванс — это хорошо. Будет и основная проплата?

— Если заработаешь.

— Я готова. — Она поменяла положение ног, и теперь на Пафнутьева смотрела уже не правая коленка, а левая. И, как он заметил, левая была ничуть не хуже правой, она даже показалась ему лучше, но, скорее всего, это объяснялось тем, что он начал привыкать к ним и находить достоинства, которых не заметил с первого взгляда. — Правда, помещение у вас не слишком приспособлено...

— Это дело привычки, — Пафнутьев махнул рукой. — Пройдет совсем немного времени, и тебе даже понравится. Скажи, с Димой Величковским вы земляки?

Оля помолчала, поискала глазами, куда бы стряхнуть пепел с сигареты, и, увидев на полу блюдце с окурками, поняла, что оно для этого и предназначено.

— Как говорится, вопрос на засыпку? — спросила она.

— Ничуть. Вопрос по простоте душевной. Ведь ты с ним знакома?

— Знакома.

— Близко?

— Достаточно.

— Ты, Оля, такая разговорчивая, слова так и сыпятся, так и сыпятся! Не можешь умолкнуть ни на единую секунду! С тобой так интересно разговаривать!

— Простите... Если я не ошибаюсь, вас зовут Павел Николаевич? Кажется, так называла вас Пахомова?

— Совершенно верно. Павел Николаевич. А друзья называют меня просто Паша. И я откликаюсь. Очень даже охотно. И на Павла Николаевича, и на Пашу. Я не виноват, это папа с мамой меня так назвали. Я, естественно, не возражал. По причине малолетства. — Всю эту чушь Пафнутьев проговорил с совершенно серьезным выражением лица, даже как бы придавая особое значение каждому своему слову. И на Олю смотрел с некоторой скорбью, будто жаловался на людскую несправедливость.

— Павел Николаевич, хватит мне пудрить мозги. Чего вы хотите? Ведь зачем-то вы притащили меня сюда?

— Если ты озабочена выполнением своих обязанностей, то можешь не переживать. Игорю я скажу о тебе самые благодарственные слова. Я смогу доказать ему нашу с тобой порочную связь, даже если она и не состоится. Скажу, например, что у тебя на внутренней стороне бедра, рядом с самым что ни на есть заветным местечком есть прекрасная родинка, которая потрясает знатоков своей формой, цветом, размером и, конечно, месторасположением. Поговорим о родинке?